– Нашим гостям морс – за счет заведения. В подарок, – улыбнулась официантка, девушка с таким роскошным бюстом, что даже мне трудно было отвести от него взгляд. Представляю, как реагируют мужчины. Такой катализатор греховных мыслей на островке святости и благонравия.

Отказаться было неловко, да и какая разница? Морс так морс. Я почему-то решила, что он будет клюквенный, но в высоком бокале оказался напиток оранжево-желтого цвета.

– Апельсиновый? – спросила я.

– Облепиховый, – прозвучало в ответ. – Вы попробуйте! Очень вкусно, всем нравится.

Я сделала глоток. Чересчур приторно, но пить можно.

– Если хотите, можете с собой в номер еще морсу взять, – предложила официантка, глядя на опустевший стакан. Все это время она была неподалеку от моего столика.

Я отказалась, взяв вместо этого воды в пластиковой бутылке. Вода называлась, конечно, «Киреевский ключ».

– Наша, местная, – пояснила девушка, хотя объяснять тут было нечего.

В отведенное для ужина время я, к счастью, уложилась. Никого не задержала и, подойдя спустя какое-то время к окну, увидела, как официантка, а с нею вместе и еще две женщины, вероятно повар и кухонный работник, выходят из гостиницы и садятся в подъехавший за ними старенький автомобиль.

Я задернула занавески и отправилась принимать душ. Мылась долго: напор был слабый. Да и вообще с водой оказалась беда: то она была ледяная, как из проруби, то из крана лился кипяток. Кое-как искупавшись, я вылезла из ванны. Высушила перед маленьким зеркалом волосы: если лечь спать с мокрыми, утром вместо прически на голове будет метла.

Первый приступ дурноты накатил еще в ванной, когда я выключала фен. Но слабый, и я не обратила на него внимания и улеглась в постель. Телевизора в номере не было, электронную книгу я с собой прихватить не догадалась. Мобильная связь никудышная – одна линия, да и та все время пропадает, Интернет не ловит. Что еще остается, как не спать?

Думала, что засну быстро: устала за день, да и на душе было спокойно. Я даже свет выключила, хотя поначалу собиралась, за неимением ночника, оставить гореть лампочку в ванной и приоткрыть дверь. Тревожное ощущение, сродни предчувствию, которое охватило меня по пути в гостиницу, отпустило еще за ужином. Может, это был всего лишь голод?

Как хорошо, что в моей жизни появился Ефим Борисович, думала я и надеялась, что он поможет мне. Все же человек – существо социальное. Одному ему – мне! – тяжело.

Прикрыв глаза, я принялась перебирать в памяти прошедший день и в особенности – общение с директором музея. Наверное, репетиция у них с ребятами давно закончилась, Ефим Борисович уже дома, ищет документы и бумаги, которые мы станем изучать завтра.

«Такой чуткий, заботливый, – думала я. – Номер заказал, а ведь мог бы и не вмешиваться. Кто я ему? Впервые меня видит!»

Я улыбнулась, припоминая, как он по-учительски тщательно диктует по слогам администратору мою фамилию и имя, и в это мгновение в голове возникла мысль – четкая, ясная, отстраненная. Словно не я подумала, а кто-то сделал это за меня.

Мысль была следующая: если Ефим Борисович видел меня впервые в жизни и ничего обо мне не знал до того момента, как я возникла на пороге музея, то откуда ему известна моя фамилия?