— Ну, уж не члены НСДАП! — Василий поднял руку с револьвером и не спеша подошел к упавшей палатке, замер нацелившись на шевелящуюся ткань. С другой стороны к палатке подошел Григорий Арсеньевич. Не отводя взгляда от палатки, Василий вынул нож, протянул его Кашеву, который ни на шаг не отставал от оперативника. Тот все понял без слов шагнув вперед, он подцепил кончиком ножа край ткани и что есть силы рванул, рассекая толстый брезент. Он разрезал палатку вдоль и замер с ножом в одной руке и пистолетом в другой.

Те, что скрывались в палатке, затихли.

— Ausgehen![1] — приказал Григорий Арсеньевич.

В палатке зашевелились.

— Мы не можем!

— Не стреляйте! — голоса были явно женские.

Григорий Арсеньевич вопросительно посмотрел на Василия.

— Похоже, наши?

— Не спеши, Василек, — пробормотал Григорий Арсеньевич, — после чего знаком приказал Кашеву резать брезент дальше, сам же замер с револьвером наготове.

Кашев рассек ножом еще одну сторону палатки, а потом резко дернул за угол, отгибая часть брезента. Ткань, на мгновение взвившись, отлетела в сторону. На полу палатки стояла стопка ящиков и коробок, а также небольшая клетка, не более метра в высоту, в которой находились… три девушки, замотанные в лохмотья, причем две из них были в весьма непрезентабельном виде. У одной не было ног, а обе культи были замотаны в окровавленные тряпки, у другой — ни рук ни ног. Все три выглядели страшно испуганными, настолько, что не могли даже кричать, только хрипели, сбившись в единый комок живых тел.

— Вот только этого нам не хватало, — в сердцах выругался Григорий Арсеньевич.

— Не понял? — Кашев остолбенело уставился на несчастных, потом сделал шаг вперед и взяв пистолет за ствол уже было приготовился сбить висячий замок на клетке.

— Погоди! — остановил его окриком Григорий Арсеньевич.

— Чего годить-то? Надо их освободить! — Кашев кивнул в сторону пленниц.

Девушки, поняв, что речь идет о них забились в дальней угол клетки, и только та, что без ног, осталась сидеть, крутя головой, словно умоляя подруг, не бросать ее, но те не обращали на несчастную ни малейшего внимания, их взгляды были прикованы к Кашеву.

— Ну, освободишь ты их, и дальше что? — поинтересовался Григорий Арсеньевич. — Пришьешь им руки ноги, или будешь за ними с ложкой и горшком бегать?

— А вы, Григорий Арсеньевич что предлагаете? — вмещался в разговор Василий.

— Подумать я предлагаю.

— И…

— Если мы их освободим, то фактически должны будем взять на себя заботу о них. А как вы себе это представляете? У нас и без того масса проблем.