Коллегией присяжных заседателей рядовой Дементьев был признан невиновным в приписываемых ему деяниях вследствие их недоказанности. Формулировка решения, конечно, так себе, но всё-таки не позор и не ссылка на вечное поселение…

Позднее в Уголовном уложении (в редакции 1903 года) появится статья 45, в которой будет указываться, что «при необходимой обороне подчинённого против незаконного посягательства начальника не считается преступным лишь то деяние, которое совершено подчинённым в пределах необходимых для отвращения опасности, угрожавшей лишением жизни или телесным повреждением самому защищавшемуся».

Понятно, что для министра-реформатора генерал-фельдмаршала Д.А. Милютина каждый подобный рапорт о случаях нанесения физического бесчестья офицерам их подчинёнными был событием из ряда вон выходящим. Противники «либеральной» военной реформы как раз и объясняли такие позорные факты снижением требовательности к нижним чинам и, как следствие, общего состояния воинской дисциплины личного состава. Особенно резонансными они выглядели, когда речь шла об элитных подразделениях Русской армии: гвардейских или таких прославленных, как 65-й Московский пехотный полк.

Созданный ещё в 1700 году соратником Петра Великого генералом А.М. Головиным, Московский полк получил своё боевое крещение в боях под Нарвой, затем участвовал в Полтавской битве, Гангутском сражении, в ходе которого «московцы» атаковали противника, будучи пересаженными на галеры, в осаде Данцига во время Польской войны 1733–1735 годов, штурме крепости Очаков, Кавказской войне, героической обороне Смоленска от наступающих войск Наполеона. В Бородинской битве Московский пехотный полк отчаянно сражался в центре авангарда и т. д. И в дальнейшем его история постоянно пополнялась новыми славными страницами, прежде всего связанными с массовым личным героизмом солдат и офицеров: только в одном бою при Прейсиш-Эйлау в 1807 году 23 полковых офицера и 600 солдат пали смертью храбрых. За беспримерный героизм на поле боя в Крымскую войну полку были Высочайше пожалованы георгиевские знамёна с надписью «За Севастополь в 1854 и 1855 гг.» к уже имевшимся серебряным георгиевским трубам с надписью «Московского пехотного полка в воздаяние отличных подвигов, оказанных в сражениях 1814 г. января 17 при Бриен-ле-Шато и 20 при Ла-Ротиере»[23]. Позднее Высочайшим приказом от 25 июня 1900 года новое отличие – Александровская юбилейная лента «1700–1900» на полковое знамя.

Как следует из полковой летописи, 1 сентября 1863 года 65-й пехотный оставил «просторные» (так было написано в полковой летописи) Хамовнические казармы в Москве и вступил на новые постоянные квартиры в глубоко провинциальном уездном городе Венёв Тульской губернии, рассредоточившись на обширной территории трёх уездов: Венёвского, Каширского и Епифанского. Штабы, лазарет и тыловые службы также располагались практически по всей территории губернии, в основном в наёмных домах, хозяева которых по самым разным причинам не всегда стремились добровольно обеспечивать постой военнослужащих. По этому поводу командир соединения неоднократно обращался с жалобами к Тульскому губернатору. Очевидно, что провинциальное расположение полка и относительно спокойное мирное время не могли не сказаться и на его укомплектовании, и на уровне боевой подготовки личного состава, тем более что часть его наиболее подготовленных солдат и офицеров уже была переведена в сибирские 18-ю и 36-ю дивизии[24]. Так что в штате оставались только 64 офицера и 1964 нижних чина.

3 апреля 65-й полк получает новую специальную задачу: стать лагерем в районе 2-го участка строящейся Московско-Курской железной дороги, недалеко от станции Ясенки и деревни Житовки.

Ровно через месяц, 7 мая, в соединение прибыл вновь назначенный командир – полковник Петр Алексеевич Юноша, который до этого всю свою предыдущую службу провел в Лейб-гвардии Московском полку и фактически сменил на должности Якова Фёдоровича Труневского – человека доброго, иногда вспыльчивого, но при этом «любившего выпить и смотревшего на службу весьма легко»[25]. Возможно поэтому окружное начальство, которое практически никогда не видело полковника трезвым, предложило ему увольнение «по-тихому», то есть по выслуге лет, но с пожалованием чина генерал-майора в отставке.

Теперь перед «московцами» и их командиром были поставлены ранее никогда не выполнявшиеся задачи по обеспечению караульной службы и конвоированию арестантов; обычно эти функции выполняли местные и конвойные команды. Сложность этого нового предназначения боевой части объяснялась ещё и тем, что большинство каторжников, работавших на строительстве железной дороги, были осуждёнными участниками Польского восстания 1863–1864 годов[26].

Они вместе с мобилизованными на стройку крестьянами составляли основную рабочую силу и размещались в специально простроенных для них восьми бараках (в каждом примерно по 300 человек). Караульные команды соответственно стояли в ближайших деревнях. Для охраны строящейся линии были дополнительно сформированы специальные воинские подразделения, которые действовали совместно с арестантскими ротами из Москвы и Владимира. При этом военные находились ещё и в распоряжении инспектора гражданских арестантов генерал-майора барона Штемпеля, а непосредственно за выполнение важной государственной задачи по обеспечению строительства стратегического инфраструктурного объекта отвечал главноуправляющий тюрьмами империи генерал-лейтенант Н.П. Синельников. Кстати, на этом посту Николай Петрович способствовал существенному облегчению участи польских заключённых. Наличие такого большого количества мятежных поляков среди каторжников и вызвало необходимость их усиленной охраны регулярными воинскими подразделениями, тем более что буквально через несколько недель в полк пришло известие о начале Кругобайкальского восстания каторжан, осуждённых за участие в Варшавском бунте. Его возглавили отставной инженер-капитан русской армии 48-летний Нарцыз Целинский и 30-летний пианист из Варшавы Густав Шарамович. Идейным вдохновителем бунта станет русский революционер, один из организаторов «Земли и воли» Н.А. Серно-Соловьевич. На удивление, лидерам восстания удастся оперативно сформировать и вооружить вполне боеспособный «Сибирский Легион вольных поляков», захватить несколько населённых пунктов, уничтожить мосты и нарушить телеграфное сообщение. По поступающим докладам о ситуации на мятежной территории, основными силами бунтовщиков как раз и были 700 поляков, которые работали на различных участках строительства Кругобайкальского тракта. Во многом из-за традиционного для любых кризисных ситуаций паралича местных властей беспорядки были подавлены с большим трудом, и то только после привлечения 1-й и 3-й конных бригад Забайкальского казачьего войска, действовавших вместе с добровольцами из местного населения. Однако с учётом сплочённости восставших, их фанатичной преданности католической церкви и веры в святость борьбы за независимость Польши император повелел губернским и жандармским властям впредь осуществлять беспрецедентно строгий контроль за подобным контингентом арестантов.

На первых плановых состязаниях по стрельбе и строевой выучке личный состав 65-го Московского полка закономерно показал неудовлетворительную подготовку: рядовой состав всё ещё был вооружён устаревшей шестилинейной винтовкой ударной системы, заряжавшейся с дульной стороны, стрельба из которой требовала определённого навыка, который с трудом достигался исключительно частыми тренировками. Всё это потребовало от полковых офицеров усиленных мер по наведению порядка в стрелковой подготовке и поддержанию должной дисциплины. Ситуация осложнялась ещё и тем, что в соответствии с мероприятиями, проводившимися в рамках военной реформы, нижние чины, выслужившие установленный 12-летний срок, подлежали увольнению, а наиболее подготовленные офицеры и солдаты либо переводились либо подлежали переводу к новым местам службы в Восточной Сибири. На их место прибывали ранее находившиеся в отдельных резервных батальонах «сверх штата», то есть в большинстве своём неспособные к службе по различным обстоятельствам, среди них были и штрафованные за различные проступки при Московском орданансгаузе, и «бывшие в бессрочных отпусках по слабости здоровья, и, следовательно, ничем не занимавшиеся в течение нескольких лет».

Бытовые неудобства, связанные с тем, что гражданское губернское начальство, соблюдая интересы только что созданного в результате «земской реформы» Александра II уездного земства, периодически отказывало в отводе помещений для проведения занятий, приводили к тому, что, например, в течение зимы командиры подразделений вообще не имели возможности собрать людей для личного обучения, поэтому вынужденно ограничивались нечастыми объездами подразделений для занятий. Да и те в лучшем случае проводились не чаще одного раза в неделю. Вдобавок ко всему на территории уездов отсутствовали свободные земли для устройства стрелковых полигонов, а имевшиеся небольшие участки, годные для проведения учений, никак не выделялись гражданской администрацией губернии, хотя её и возглавлял отставной генерал-майор Михаил Романович Шидловский – бывший офицер Генерального штаба и командир гвардейского Волынского пехотного полка. Чрезвычайно активный и самолюбивый губернатор, сам по образованию военный инженер, похоже, имел собственное мнение относительно организации боевой подготовки в воинских частях, расквартированных в губернии. Пожалуй, самым ярким эпизодом в его биографии стал затянувшийся конфликт с управляющим Тульской Казённой палаты действительным статским советником М.Е. Салтыковым (Щедриным) – как судачили в губернии, «из-за несовершенства российского законодательства».

Всё дело в том, что Положение «О преобразовании казённых палат и изменении штатов» от 23 мая 1866 года закрепляло статус управляющего региональной Казённой палатой как единоличного начальника местного подразделения Министерства финансов, к тому же персонально отвечающего за расходование бюджетных средств в губернии. Губернаторы, в свою очередь, привычно ссылались на «Общий наказ губернаторам» от 1837 года, который наделял начальника губернии всей полнотой власти на вверенной территории, включая право проведения ревизий всех губернских и уездных учреждений. В Наказе особо подчёркивалась личная ответственность губернского начальства перед государем за пополнение бюджета, то есть в случае недобора налогов, пошлин и сборов спрашивал император с губернского начальника персонально. Тем не менее в нарушение существующего порядка председатель Казённой палаты М.Е. Салтыков направляет требование о взыскании штрафов с местных купцов за торговлю без специальных билетов (т. е. разрешений) в губернское полицейское управление. Полиция, как известно, была подчинена местной администрации, и это требование явно выходило за рамки должностных полномочий руководителя регионального контрольно-счётного органа.

В довольно резком письме тульский губернатор М.Р. Шидловский вынужден напомнить министру финансов М.Х. Рейтерну – однокласснику и старинному приятелю Салтыкова (Щедрина) по Царскосельскому лицею – о своих особых полномочиях: «Доколе не будет снята эта обязанность, дотоле я не могу быть лишён права требовать от Казённой палаты те сведения, которые мне необходимы, правило это утверждено законами. Если вместо письменных сношений с Казённой палатой я послал иногда за справкой чиновника, то это делается с целью сократить переписку и ускорить ход дела[27]. Отдавая должное опытности и знаниям действительного статского советника Салтыкова, не могу не высказать, что единственная цель его – достигнуть совершенной независимости от начальника губернии. Он ищет самостоятельности, которая для чиновника административного ведомства немыслима. Личные его объяснения со мной отличаются такой резкостью, что я вынужден избегать их».

Ещё три года назад Михаил Ефграфович, описывая в своём рассказе «Она ещё умеет лепетать» Митеньку Козелкова, который, достигнув определённых высот в бюрократической иерархии, ухитрился уложить всю самобытную идеологию русского человека во власти в одном слове – «Рра-ззо-ррю!», – неожиданно увидел эту свою фантазию наяву… в образе начальника Тульской губернии и возненавидел его всей душой с первого взгляда.

Как и следовало ожидать, тульский губернатор, имевший влиятельных покровителей в столице и возможность личного доклада императору, вышел из этой чиновничьей баталии победителем. М.Е. Салтыкова (Щедрина) Высочайшим указом перевели вице-губернатором в Рязань – в назидание. В отместку писатель-сатирик решил увековечить образ своего недруга, который теперь навсегда вошёл в историю русской литературы как «Помпадур» и «губернатор с фаршированной головой», а едкий памфлет об этом эпическом противостоянии двух чиновников был опубликован в «Отечественных записках» за 1867 год и пользовался большой популярностью у читателей.

На этом, прямо скажем, нерадостном фоне существенную роль в формировании общей нездоровой атмосферы в 65-м пехотном полку играло и то, что часть его офицеров, имевших достаточную выслугу и боевой опыт, стали выходить в отставку, а претендовавшие на карьерные перспективы по понятным причинам настаивали на своём переводе в другие соединения, как и довольно низкий образовательный уровень командиров всех уровней, что, как ни странно, тоже было связано с военной реформой. С точки зрения профессиональной подготовки офицерский состав некогда прославленного полка представлял из себя какой-то удивительный quoi de ces couleurs (цветной винегрет – фр.): в соответствии с выпиской из «Истории 65-го пехотного Московского Его Императорского Высочества Государя наследника цесаревича полка» к 1 января 1866 года офицеров в полку по образованию состояло:

– из военной академии 1;

– кадетских корпусов – 17;