Личная эмблема (печать) Петра I с Пигмалионом и Галатеей

Но главным героем любовного мифа рубежа эпох, конечно, остается царь. Он главный муж – и впервые после Грозного главный любовник. Он же главный западник, лицедей и просветитель.

В каком-то смысле он и новый Самозванец. Должно было пройти сто лет от Самозванца до Петра, чтобы Москва, нет, не смирилась, но хотя бы растерялась, оцепенела перед бритым и одетым на чужой манер царем, перед его кощунствами и маскарадами, перед потешными атаками новых потешных крепостей, подобных самозванческому Аду.

Определенно Петр есть новый Грозный. Опричник, бегствующий из Кремля. На исходе XVII века вся средняя Яуза окажется своеобразным загородным уделом беглого царя. Нового Иванца Московского, смиренного паче гордости. Инкогнито проклятого, зовущего себя то герром Питером, то бомбардиром и десятником Михайловым, то Питиримом, протодьяконом при всешутейшем патриархе.

В сущности, самоназвание новой опричнины – всешутейший патриархат всея Яузы и Кукуя. Где Кукуй – название ручья и многовековой синоним иноземщины в московской речи.

Бегство Петра из Кремля, как некогда бегство Ивана, сопряжено с исканием любви. А в ней – свободы, в том числе свободы прелюбодеяния. Как Арбат в Иване, Яуза трогала в Петре приватное, но эту свою приватность герр Питер утверждал с царским размахом.

Из яузских дворцов Петра любовь предпочитала Лефортовский (Коровий Брод, ныне 2-я Бауманская, 1). Построенный как будто для Лефорта, но из царского кармана, этот «последний дом XVII века» еще при жизни фаворита был де-факто парадной резиденцией Петра. Занявший место скончавшегося фаворита Меншиков стал новым владельцем дворца и новой маской царского инкогнито.

Усадьба Головина. Гравюра Адриана Шхонебека. 1705. Позади усадьбы – Яуза, за ней – Немецкая слобода, на горизонте – Москва, отделенная от Слободы полями. У правого края гравюры, на слободском берегу Яузы, – Лефортовский дворец

Здесь, на краю Немецкой слободы, родился русский светский раут, по-петровски ассамблея. Для ассамблей предназначалась огромная двусветная столовая палата в центральной части дома.

Здесь женили шутов. Здесь учились пить, курить, говорить. Русское пьянство началось не здесь и не тогда; здесь и тогда начался культ пьянства, основанный Петром.

Лефортовский дворец. Графическая реконструкция В.А. Тимина

Для нашей темы важно, что в Лефортовском дворце родилась русская куртуазия. Первый выход русских женщин в свет был выходом в Лефортовский дворец.

Анна Монс

А первой русской куртуазной дамой стала немка Анна Монс.

Внове был завод государем любовницы. Внове были их общие выходы в свет. Внове было их открытое сожительство в особом доме.

Как отметка на карте, дом Анны Монс в Немецкой слободе задавал вектор не только личных, но и политических стремлений государя. Вектор, когда-то заданный палатами Матвеева, продлился дальше на восток. А местный восток был трактован как дальний Запад.

До советских лет Москва считала домом Анны Монс палаты XVIII века у Елоховского храма (Елоховская улица, 16). Но это место за чертой Немецкой слободы, в бывшем селе Елохове, как раз скрывавшем, заслонявшем слободу от царской Покровской дороги. В XIX столетии расширенные палаты были стилизованы под старину. Если предположить, что архитектор и владелец вдохновлялись преданием об Анне Монс, то непонятно, почему был стилизован русский, не «немецкий» дом.

«Палаты Анны Монс» на фото 1967 года

Теперь, и тоже без документальных оснований, домом Анны считаются палаты XVII века в самом центре бывшей слободы, рядом с Лефортовским дворцом (Старокирочный переулок, 6, во дворе). Кстати, палаты стояли между Петропавловскими кирхой и костелом, основанными при царе Петре (не существуют).

Это действительно богатые палаты с белокаменным декором 1690-х годов. Увы, по документам их история прослеживается лишь с 1706 года, когда владельцем выступает царский доктор ван дер Гульст. К тому времени Петр уже расстался с Анной.