Книги

Облюбование Москвы. Топография, социология и метафизика любовного мифа

22
18
20
22
24
26
28
30

Лжедмитрий I и Лжедмитрий II на польских портретах

Марина прибыла в Тушинский лагерь в декабре 1608 года и публично признала нового Самозванца своим мужем. После распада лагеря она последовала за Лжедмитрием в Калугу. Убийство Самозванца в 1610 году сделало Марину главой калужских тушинцев. Вскоре она родила сына, нареченного царевичем Иваном Дмитриевичем.

Еще в Тушине завязался роман Марины с атаманом Иваном Заруцким, который напоследок сделает ее «царицей астраханской».

Только в 1614 году войска царя Михаила положат конец новому астраханскому «царству» и его «династии». Безвинный младенец Иван будет казнен в Москве, а Марина – «женщина, потерявшая смерть», – найдет ее в башне Коломенского кремля.

Часть V. Семнадцатый век

Сани знатной женщины. Рисунок Адама Олеария. 1630-е

Тишайшее начало

Второе, некалендарное начало столетия выдалось тишайшим. Средневековая традиция преодолела кризис Смуты, и любовная сюжетика вернулась в царский дом. Из Речи Посполитой потянулись знатные невольники, из отдаленных монастырей – невольные постриженники и постриженницы; но ни те, ни другие, ни военные вожди – спасители Отечества не вовлеклись в любовный миф.

Зато в середине века начался литературный поиск родового мифа столицы. Писатели киево-могилянской традиции предложили на усмотрение новой царствующей династии несколько версий Сказаний о начале Москвы. Именно из этих текстов, а не из хроник XII века, вышли мифический боярин Кучка с дочерью своей Улитой, отдаваемой Андрею Боголюбскому, и другая Улита, отданная автором Даниилу Суздальскому.

Это в текстах; а в жизни шансы мифу давали смотрины государевых невест – и теремное одиночество царевен, которые во множестве рождались у Романовых.

Мария-Анастасия

Михаил Романов уже звал Марию Хлопову невестой и держал в «верху», то есть во дворцовых покоях. Как бывало в подобных случаях, ей даже переменили имя. Но царедворцы-интриганы Салтыковы угостили нареченную Анастасию леденцами. Легкого отравления было достаточно, чтобы заподозрить у девушки «черную немочь». Семейство Хлоповых отправилось в Сибирь, затем было возвращено, а Салтыковы, чья вина открылась, сосланы в свой черед.

Но государь женился на другой.

Снова королевич Датский

Годы спустя, после смерти двух младших сыновей и, вероятно, в опасении за жизнь наследника, царь Михаил попробовал устроить счастье дочери Ирины. В начале 1644 года в Москву приехал названый жених царевны, снова королевич Датский, граф Шлезвиг-Гольштейнский Вольдемар.

В Кремле, на старом Борисовом дворе, то есть на боярском дворе Годуновых, ему срубили новые хоромы, в три яруса и с переходами к царю. В этих стенах и переходах королевич, твердый в неправославии, прожил полтора года. Прожил не видя царевны, в спорах о вере с царем и с царевичем, то принимая их в саду, то нанося ответные визиты, переписываясь с патриархом через пастора и добиваясь отпуска на родину.

Однажды, на четвертом месяце такого жениховства, Вольдемар решился проложить себе путь на свободу вооруженной рукой. Стычка королевича и тридцати его слуг со стрельцами в Тверских воротах Белого города, а потом и в Кремле, вызвала царское неудовольствие. Но не более того.

Зато царевич Алексей со временем по-братски расположился к принцу и вскоре после своего восшествия на трон отпустил его.

Резидент Рутц

Историк Москвы Галина Науменко считает, что поначалу для Вольдемара готовили огромные палаты на Покровке, в той части улицы, которая теперь зовется Маросейкой. Палаты принадлежали торговому датскому резиденту Давиду Рутцу и были среди богатейших и крупнейших в городе.

Палаты Рагузинского на бывшем дворе Рутца. Чертеж начала XVIII века из Альбома Фридриха Берхгольца

На этом месте существуют действительно огромные палаты, но построенные через полстолетия от королевича (Маросейка, 11). Впрочем, Науменко полагает, что палаты Рутца сохранились в теле этого дома.

Иноземщина и земщина

Легкость, с которой заезжие принцы обогащают московский любовный миф своими приключениями, не случайна. Иноземец, иноверец, лицедей и просветитель суть резиденты Нового времени в Средневековье. Они легко становятся первыми любовниками.

Или хотя бы очевидцами любовных приключений. В самом деле, это иноземцы в книгах и записках мифологизируют древнейшие любовные истории России.