— Где он был? — спросил Чан Цзечи.
— На улице. Вот что он раздобыл. — Чан показал отцу пистолет. — Почему он не уважает меня?
Чан спрятал оружие на верхней полке шкафчика в прихожей и опустился на кушетку рядом с отцом. Старик какое-то время молчал и наконец с хитрым выражением произнес:
— Где ты набрался своей премудрости, сын? Кто сформировал твой разум, твое сердце?
— Профессора, которые учили меня, книги, коллеги. Больше всего вы.
— Ты учился у своего отца? — с притворным удивлением вопросил Чан Цзечи.
— Ну конечно, — нахмурился Чан.
Старик замолчал, но на его серых губах мелькнула слабая улыбка.
— Вы хотите сказать, что Уильям у меня научился? — сказал Чан. — Но я никогда не дерзил вам.
— Мне — нет, а вот коммунистам — несомненно. Дерзил Пекину. Дерзил властям Фучжоу. Сын, ты же диссидент. Вся твоя жизнь — сплошной бунт.
— Но мои враги — подавление воли, насилие.
— Уильям видел только одно — как ты ночами горбишься за компьютером, нападая на власти, и думать не думаешь о последствиях.
Чан хотел было возразить, но смолчал и вдруг ошеломленно подумал, что отец, возможно, прав.
Старик внезапно скривился от боли.
Среди немногих вещей, какие удалось спасти с тонущего «Дракона», была почти полная бутылочка с пилюлями морфия. Притертая пробка не позволила морской воде просочиться внутрь. Чан дал отцу две пилюли и укрыл его одеялом.
В половине второго того же дня Дух быстро шагал по Чайнатауну. Он направлялся в торговую ассоциацию, где его ждали турки. Пришла пора заняться важным делом.
Когда Дух вошел в комнату, Джимми Ма опустил глаза. Аспид пододвинул стул и сел рядом. Он небрежно взял Ма за руку — обычный у китайцев жест — и почувствовал, как она дрожит.
— Я не знал, что они приплыли на «Драконе». Они не сказали. Клянусь. Они меня обманули.
Дух не выпустил его ладони, напротив, чуть стиснул.
— Так где сейчас Чаны и У?