– Любовь? Я только что признался тебе в своих чувствах! И даже если ты не сможешь полюбить меня в ответ, я соглашусь на союз добрых друзей, Калли, если это все, что ты способна мне предложить. Как видишь, я уже не такой гордый. Но я твой муж и намерен исполнить брачные обеты, которые соединили нас нерушимыми узами до самой смерти.

– Я… – Калли замолчала, готовясь признаться ему в своих чувствах, но тут дверь открылась, и в комнату вошел ее дед.

– Ах вот ты где, мой мальчик! А мы ужасно волновались, куда ты пропал на целый день, – воскликнул лорд Лорейн, заходя в комнату под очередной раскат грома; затем он постоял, глядя на них, как будто впитывал напряжение в атмосфере, вызванное вовсе не грозой. – О, у вас была ссора влюбленных, а я помешал? В таком случае я вас оставляю. Увидимся за ужином. – Он почти закрыл за собой дверь, но в последний миг обернулся. – Знаете, я отвел вам те апартаменты, чтобы вы могли побыть наедине всякий раз, как вам это понадобится. Наверное, вам все же лучше воспользоваться ими, вместо того чтобы исследовать тайник моих собак у меня под столом. Они боятся выстрелов, и мне трудно их стыдить, ведь я и сам не великий любитель убивать невинных созданий… Вот и в грозу они прячутся под столом.

– Конечно, – ответила Калли и рассмеялась, увидев, как два спаниеля прошмыгнули у ног любимого хозяина, чтобы спрятаться под широким и довольно громоздким дубовым столом, на котором он обычно раскладывал свои бумаги. – Может, нам завести сторожевого пса, дедушка? Он мог бы охранять ваших собак…

– Может, и стоит, но сейчас Гидеон явно рассердился на меня, ведь я отвлек вас от важного разговора! Мы с леди Лорейн во время грозы частенько ссорились, как кошка с собакой… и как приятно было мириться потом!

– Мне кажется, милорд, я могла бы полюбить вас, – мягко заметила Калли.

– Отлично, отлично! Наверное, я этого не заслуживаю, но всегда хотел любить тебя, дорогая. Соммерс не считал целесообразным, чтобы все узнали, кто ты такая, пока ты росла, – сплетни и все такое.

Калли встала на цыпочки и поцеловала деда в щеку.

– Спасибо за то, что тогда позволили ему поступить по-своему, а мне расти в мире и покое, но сейчас мне в самом деле надо наверх, доссориться с Гидеоном… Вы ведь простите нас, милорд?

– Ах, лисичка! Что ж, не спешите. – Он жестом показал, что отпускает их, а сам уселся за письменный стол. Свора его собак расположилась на полу. Лорд Лорейн притворился, будто не слышит, как они с Гидеоном поспешно прощаются с ним.

– Наверное, и к лучшему, что он нам помешал, – угрюмо произнес Гидеон, когда наконец следом за ней вошел в их просторную гостиную, а Калли осмотрела спальню и гардеробную, желая убедиться, что здесь нет Бидди.

– Да уж, едва ли мы могли бы заниматься любовью в библиотеке его светлости, верно?

– Не надо, Калли! – прохрипел он, сдерживаясь из последних сил. – Не предлагай воду умирающему и не ожидай, что на тебя набросятся, как будто ты моя последняя надежда на земле.

– Я хочу попробовать еще раз, Гидеон, – прошептала она и заглянула ему в глаза, хотя это стоило ей огромных усилий. Она зажмурилась, когда увидела, что он по-прежнему настороже, как будто отгородился от всего мира, который не мог подчиниться его воле. – Я хочу этого так сильно, что мне больно.

– Ах, Калли, ты должна быть совершенно уверена в своих желаниях, прежде чем предлагать мне такое! Учти, если передумаешь, я уже не смогу пойти на попятный и сыграть в благородного рыцаря! У меня много лет не было жены. Я слишком опасен для того, чтобы сейчас играть со мной.

– Думаешь, я не тосковала, мне не было больно, я не думала о тебе? – прошептала она едва слышно. – Я горела в огне. Ты был мне нужен. Я страдала по тебе, Гидеон, ночь за ночью и неделю за неделей каждый год с тех пор, как мы расстались. Мне всегда был нужен и будешь нужен только ты, ты один. Просто я хотела причинить тебе боль… я поступила жестоко и мелко. Когда я прогнала тебя, я думала, что чувство вины, ярость и боль от потери Грейс уйдут вместе с тобой, понимаешь? Но они никуда не делись, и легче было думать, что во всем виноват ты, чем понять, какой глупой, ревнивой дурочкой была я сама.

– Не нужно было мне уезжать, – мрачно проговорил он, что почему-то разозлило ее.

– Почему же? Я ведь тебя прогнала, так почему ты должен был остаться, когда я ничего не могла с собой поделать? Я лишь снова и снова причиняла тебе боль!

– Значит, ты поэтому повернулась ко мне спиной? – спросил Гидеон, как будто эти слова вызывали у него горечь. – Чтобы… защитить меня?! Что же у нас была за семья, если ты думала, что должна защищать меня от твоих глубочайших эмоций, как будто я мог разбиться?

– Не уходи, – прошептала она, и эти слова вырвались словно из самого ее сердца. Ей вдруг показалось, что он сейчас бросится вниз и прикажет седлать коня, чтобы вернуться в Лондон, несмотря на грозу и ливень, которые отыгрывались за долгие недели засухи.