— Даже две, — кивнул Галантини. — Неужели Орден спонсирует и покупку оружия?
— Я же не могу все время защищать своих людей магическим мечом? — усмехнулся монах. — Полагаю, завтра вы сможете освободить всех троих из-под стражи? Нам нужно готовиться к походу. Время уходит. Скоро начнутся затяжные дожди. Как-то не хочется оказаться в безлюдных местах и без крыши над головой.
— Вы заботитесь об этих преступниках больше, чем они заслужили, — мрачно заметил Дабкинс. — Не кажется ли вам, брат Симон, что рановато отпускать каторжников на вольные хлеба?
— Завтра в вашем присутствии я надену блокирующие браслеты на руку каждого из них, — рука монаха неожиданно легла на мое плечо. — И с этого момента они не смогут снять его без моего вмешательства. Любая попытка приведет к гибели носителя. Как видите — я не идут против правосудия, но даю людям шанс исправиться.
— Если вы погибнете — не будем исключать и такой вариант — Галантини резко вдавил в столешницу сигару, гася ее, — кто даст гарантию, что наши каторжники не разбегутся в разные стороны? Жить можно и с браслетом на руках. Где потом искать беглецов? А вдруг вас посетит человеколюбие, и вы просто освободите парней от оков? Никто же не будет знать, что там происходит на самом деле? Ведь так?
— Разумный вопрос, — кивнул монах. — Браслеты — это не только запирающий артефакт. Он контролирует человека, его поступки и слова. Каким образом? Можно сегодня провести инициацию Слова. Каждый из этих людей произнесет нужную фразу, которая прочно сядет в подкорке мозга, и я гарантирую, что никаких побегов не будет. Они сами придут в Гранд-Каньон, где вы с помощью своих магов-помощников снимите браслеты. Как это произойдет? Вы даже не представляете! Артефакт умеет убеждать!
Магия — зло. А монах — та еще сволочь. Вроде играет на нашей стороне, но дает понять, что правосудие само должно оценить степень вины. Получается, мы в любом случае привязаны к вонючей Гранд-Могиле.
— Тогда нам лучше сдохнуть в дороге, — мрачно произнес Артишок.
— Я того же мнения, — ухмыльнулся Галантини. — Или уже передумал, парень?
— Артишок никогда не боялся магии, — лицо Вальтера Лехнера скривилось от злости. — Цепляйте браслеты, впихивайте в мозги всякие установки — это все лучше, чем на ваши рожи смотреть.
— Откровенно, — хмыкнул Галантини и поднялся.
Следом за ним, чуть ли не роняя стул, вскочил Дабкинс. Они оба направились к двери, но в последний момент Директор остановился, отчего помощник едва не врезался ему в спину.
— После ужина всех троих привести в административный блок. Лично буду присутствовать на установке блокиратора и мозгового кода.
— Лучше всего это делать на голодный желудок, — возразил монах. — Не всякий выдержит процедуру. Парни, конечно, крепкие, но я бы не стал рисковать.
— Тогда — через час, — кулак Галантини грохнул об дверь. Загремел засов, надзиратель поспешно распахнул створку, выпуская начальника наружу. Тут же нарисовались сопровождающие охранники нашего блока. — Дабкинс, лично проследишь за исполнением приказа.
— Да, господин Директор, — кивнул помощник и зло посмотрел в нашу сторону.
Когда тебе сообщают, что предстоит операция на головном мозге, ты стараешься как-то отвлечься, утешая себя возможностью надышаться наркозом и проспать долго-долго, чтобы только не чувствовать гадкое ощущение вмешательства стальных инструментов, игл и щупов в студенистую массу. Установку «мозгового кода», как выразился наш Директор, проводили без всякого наркоза, но и трепанация черепа не понадобилась. Зато спектр ощущений — невероятный. В том смысле, что хотелось сломать руки монаху и жестоко надругаться над ним, как он сейчас пробовал измывался над каждым из нас.
Артишока «блокировали» первым. Пока ему проводили манипуляции в отдельной комнате административного блока, я с Канадцем под присмотром четверки охранников смирно ожидали своей очереди в коридоре, окрашенном в светло-зеленый приятный цвет. Как-никак, здесь работали вольнонаемные женщины, и постоянно находиться в казенном помещении, унылом до безобразия, они не хотели. Отчего на стенах появились неуставные горшки с цветами, на окнах — занавески. Сразу чувствуется умиротворение. Откинувшись к стене, я подремывал, ожидая своей очереди.
Артишока вывел под руку один из охранников. Мы внимательно посмотрели на своего товарища, с облегчением выдохнув. С уголков его губ не скатывалась слюна, рот не кривится в дурацкой усмешке, тело не обвисло, штаны сухие. Глаза, правда, расфокусированы, не держат одну точку дольше двух секунд.
— Аккуратнее, животное, — предупредил Канадец, когда Артишока бесцеремонно кинули на лавку рядом с ним. — Не видишь, человеку покой нужен. А ты швыряешь его.