Маркус Амвивий был в замешательстве относительно присутствия некоего тайного представителя римской власти в его провинции. Первым же делом префект распорядился начальнику тайной стражи установить личность и подлинность должности тайного представителя. Спустя уже шесть часов начальник тайной стражи лишенный сомнений предстал перед префектом с докладом. И действительно незнакомец был из числа патрициев и имел некое отношение к сенату. Этот доклад в свою очередь поставил только больше вопросов перед Маркусом Амвивием. Первый вопрос был о цели визита представителя, и из него выходило еще несколько вопросов. Сомневается ли в нем римская власть или может сам Кесарь? Для чего столь высокопоставленный человек интересуется нищим оборванцем, к тому же сумасшедшим? Чем может грозить визит этого человека? Как бы там ни было, все эти вопросы лишь утверждали власть человека в пурпурном плаще.

Прогуливаясь по саду, в предместье дворца говорили два человека, оба они с особой тщательностью скрывали свое волнение. Это были Макрус Амвивей и Авитус (Ник).

– Прежде остальных дел и пожеланий я бы хотел прояснить дело мальчишки, которого тебе предстояло судить, – говоря в прошедшем времени, Ник старался, чтобы его слова звучали повелительно.

–Я слушаю тебя патриций – не сдавался префект.

– Дело его не так просто как ты подумал о том в начале. Этого парня зовут Тит и он гражданин Рима стечением обстоятельств закинутый в твою провинцию. Не зря он говорил о Реции, в бояю при которой тебе пришлось сражаться, он знает это место не понаслышке. Его отец так же принимал участие в этих сражениях, потому я не мог пройти мимо этого процесса. Раз случилось так, что я здесь, я обязан передать это дело в Рим.

– Спрошу тебя об одном – как звали его отца? – теперь уже Маркус и знать не мог, имел ли он права не пускать его и если имел, то обязан ли был не пускать.

– Гемин Фабриций.

–Что ж, это дело меняет. Стало быть, этот парень Тит Фабриций его сын. От чего же он с ума сошел?

– Будем считать этот вопрос закрытым. Ты мудрый правитель Маркус. Перейдем же к делам остальным. – Ник выдохнул, как можно делая это незаметно. С его плеча будто упал камень, но возможно он просто переложил его на другое, – у меня есть дела связанные с храмом, а так же синедрионом. Позже я оставлю тебя, это будет через три дня.

Каин все не мог понять, в чем же может быть помощь тому, кто не пострадает. Каин знал, что не умрет, распни они его или повесь. Зачем же он печется обо мне, если не из любви. Это действительно так, но так от части, и поймет это Каин не сейчас. А ведь самое страшное не смерть, ни человеку, ни богу. Смерть это грань, переводящая из одного состояния в другое. Сойти с ума, лишиться разума вот что страшно. Быть ввергнутым в гиену, где боль и скрежет зубов не конец, а прелюдия к миру безумных, в конце они потеряют душу в своем безумии. Светлый разум может скрыть от глаз нечто, в его ослепительном свете, будто идя под факелом многое можно не заметить, то что стоит не прямо перед тобой. Во тьме же, видно подчас, куда большее, страшно поддаться ей, она съест тебя, привлекая новым контрастом.

Naves oneraria ждал, чтобы покинуть берега иудейской провинции и направиться в Неаполь. Помимо прочих на корабле в разных его частях плыли Каин и Ник. Из Неаполя они должны были отправиться в Рим, так было известно префекту Иудеи Маркусу Амвивию. Планы самих путников разительно отличались, для Каина и Ника добраться в Рим означало пойти по наихудшему пути. В первую ночь после отплытия Ник спустился в трюм корабля и велел охраняющему воину подняться на палубу.

– Здравствуй Каин, скажи ты научился плавать? – поинтересовался вдруг Ник.

– Зачем ты все это делаешь Ник? К чему спасаешь меня увечного, гибнущего всякий раз. Не уж то из любви? Ты невероятно добр ко мне мой друг. Я благодарен тебе за это. Я прошу у тебя прощения, за то, что не видел твоей доброты ко мне. Знаю ты добр не только ко мне, а значит человек ты хороший и лучшего друга и сыскать нельзя. Насколько преданным человеком нужно быть, чтобы и через тысячу лет, не только не позабыть, но найти и даже спасти своего друга, но не уж то ты думаешь, что я пойду за тобой лишь в благодарность тебе? Нет, не пойду, но и тогда ты не отвергнешь меня, а потому заслуживаешь признательности, граничащей с поклонением. И я тебя люблю друг мой. Прости же меня, но и оставь на веки. Ты знаешь, почему я говорю так.

– Знаю, мой друг, знаю. Я отпущу тебя и тогда стану ждать. Может измениться что, – они сидели рядом друг с другом по обе стороны решетки, у них еще было время поговорить, может последний раз, но они сидели молча.

– Один хороший случай может научить всему, что хочешь, – с улыбкой сказал Ник и направился к лестнице.

Так говорят, наверно, нарочно, чтобы не пугать надежду заговорить снова. Прощание ставит точку, но когда говоришь так, это может означать что угодно. Следующее утро для Каина не подарило солнца, в трюмах всегда темно и потому он ждал не ночи, а Ника, когда тот скажет ему – «плыви мой друг». Каин поступит как велено, но куда плыть? что делать, когда приплывешь? Наверное, жить, что ему еще остается.

Это было время солнца, под ним жили все цивилизации того времени, тогда оно было в зените. Когда-нибудь это повториться вновь, а сейчас оно медленно заходит, косо бросая свои лучи и устремляясь на север, пробуждая детей великана Имира. Они станут рвать его на части, создавая мир на его костях. Несчастный бог, самый настоящий бог, он все еще жив. Скоро Олимп осознает свою несостоятельность, в своем блаженстве и всевластии. Они всего лишь счастливцы, дети которым подарили игрушку в вечное владение. Они же и потеряют ее и потеряют намеренно, от того что она больше не приносит им радости, что не воспевает их славу и беспечную красоту. Лишь один бог не потеряет своего мира, тот у которого ничего нет кроме самого себя. Дели его сколько угодно и думай, что убил навечно. Можешь забыть, не знать вовсе, а это ты. Хочешь ты такой власти? Живешь ты в этом мире, жил ли когда? Ник думал об этом теперь снова, лишившись последней опоры, перестав плыть в облаках. Его мечты жить среди людей, его вера в Каина как проводника обратно теперь угасла. Когда Ник был не один, он переставал думать о том, что он должен этому миру хоть что-то кроме обитания в нем. Пройдут годы и все забудется, начнется с начала, но если вспомнит хотя бы один, не будет ли это обманом?

Рим не ждал Ника, этот город вообще никого не ждет, а идут в него все. Тогда это было так, и Ник не стал этому сопротивляться. Становилось интереснее, что же случиться когда дорога выбрана иная. Должно быть произойдет нечто, до того не известное. Ник этому был даже рад, не переживать же одну жизнь столько раз. Ему интересно.