— Первые ряды для моего дорогого брата с женой и племянником. Располагайтесь.

Я села с самого края, рядом со мной Чезаре и возле него Марко.

— Что за представление? Что ты уже придумал, Сальва?

— Скоро увидите и сами узнаете.

Поставил стул ближе всего к сцене, полубоком, так чтоб видеть и сцену, и зрителей.

На помост вышел человек в черной рубашке в длинном плаще, за ним следом словно выкатился полноватый мужчина с рыжеватой шевелюрой. Мужчина обернулся к нему и заговорил:

— Я даже помню, какие это были цветы: мимоза.

Но мужчина держит в руках вереск.

— Во что вы играете? — спрашивает рыжий слуга. — Они вас узнают.

— Как они могут допустить, что я — Эдмон Дантес? Даже я сам иногда в этом сомневаюсь. Мне кажется, что это было во сне. Или в какой-то книге. Короче, в другой жизни. В любом случае, Бертуччо, такой день настанет. И тот день, когда они меня узнают, для них будет ужаснее, чем для меня.*1

— Ого! Это же Граф Монте-Кристо!

Крикнул кто-то.

— Да! Точно!

Я судорожно сглотнула и посмотрела на Сальваторе, а он на меня. Зазвонил сотовый у Марко. Он посмотрел на дисплей и тут же подскочил. Я лишь услыхала его взволнованный голос:

— Кто украл товар? Как убиты? Что ты несешь, ублюдок?

Марко встал со стула и ушел с сотовым в сторону дома. Чезаре, открыв рот, с интересом смотрел на сцену.

Первый акт спектакля. Не знаю почему, но я постоянно ловила себя на том, что возвращаюсь снова и снова к лицу Сальваторе, к его посеребренным вискам, к его четким скулам и широким плечам. И снова на сцену, где (почему-то светловолосая) Мерседес, схватив графа за руку, отчаянно говорила:

— Представьте себе, мне пришла в голову удивительная мысль!

— Какая же, мадам?

— Я даже не знаю вашего имени.