— Нет, — качнул головой. — Совсем немного, разве что.
Он обернулся на длинное, безрамочное зеркало у выхода, коснулся отражения так, будто увидел в нем родственную душу. Простейшее, тусклое зеркало с дешевым алюминиевым напылением — такие висели в каждом номере не по одной штуке.
— Вовремя пришел, — Нина заложила за голову сцепленные руки, — я вот-вот собиралась в душ, умаялся бы стучать.
«Разве я бываю не вовремя?»
— Можно с тобой?
— Очень смешно, — сухо бросила она, заперев за собой дверь в ванную.
— А я и не шутил, — выдохнул он ей в обнаженное плечо, минуя пространство через зеркала. Люк обхватил ее в объятьях, уткнувшись носом в спину. Не к месту обратил внимание, что был выше Нины всего на голову.
— Люк, — протестующе выдохнула она, воззвав к их отражению.
— Не отталкивай меня, прошу.
Он стоял под упругими струями воды неподвижно, прижимая нагую подругу к своему рельефному, как из-под резца скульптора, телу. Лицо Люка облепили мокрые кудри. В голове стало легче, сознание мало-помалу прояснялось, но в душе сохранилась хмельная храбрость:
— Я должен знать, что ты чувствуешь ко мне, — в приглушенном голосе закралась чужая хрипотца.
Сквозь водный занавес Нина пытливо глядела в лицо демона, словно намеревалась понять, что творится у него на сердце.
— Много чего. Ждешь чего-то конкретного?
«Конкретика», — неприязненно фыркнул он про себя.
— Я не про дружбу или идиотскую благодарность за все хорошее…
— Влечение.
Не разжимая рук, он едва заметно вздрогнул.
— Влечение? — волнительно переспросил. С языка напористо рвалось: «Только и всего?»
— А на что ты рассчитывал? Врываешься ко мне вечером, просишь не отталкивать, а я… а я и не могу, — на последних словах Нина обессиленно вздохнула.
Как, оказывается, все было просто. И сложно одновременно. Он бы сказал, что слова Нины полоснули ножом по сердцу, но нет. Они перемололи в фарш все: чувства, переживания, надежду, что хоть раз Люк заслуживал чего-то большего, чем скупое влечение.