Одно ядовитое слово последовало за другим, делая трещину в отношениях желтоглазого демона и берсерка все более сквозной. У них был особый повод для противостояния, — Ричард называл Грея чудовищем, указывая на звериную ипостась; Грей называл чудовищем Ричарда, обвиняя в жестокости дьявольских соблазнов.
Люк знал их спор наизусть, оттого во дворе не задерживался.
— Я извиняюсь, но нам пора выдвигаться, — стуча в дверь номера, торопил он Нину.
Он дал Нине и Сэму немного времени меж зеркалами. Старый друг Сэм больше не заплесневелое воспоминание — он живая сила духа. Все лучше осваиваясь в намеках и загадках, Люциус не мог не связать осколки созданного им пазла меткой, запоминающейся фразой.
Действие четвертое
Эпизод первый
«В западне»
Люк никогда не оставлял попыток перехватить поток времени. Может, он достиг бы и лучших результатов, не трать силы на манипуляции иного толка. Этого узнать было не суждено, а руки опускались все охотнее. Разве можно было так просто потухнуть после всех пройденных испытаний? Энергетическое истощение играло на выживание с совестью.
Люциус склонился над бокалом скотча. В ушах шумело от хмеля. Совсем повесив голову, демон уже не надеялся окончить свою миссию. Одурманенный выпивкой и печалью, он даже было допустил мысль выследить Лоркана и всадить тому пару патронов в грудь, совершенно запамятовав, что дьявола не взять ни пулями, ни огнем.
Зал придорожной забегаловки заполнила музыка. Люк не сразу осознал, что воспринимал ее больше, чем просто на слух, и спросил у человека за барной стойкой:
— Что это за песня?
— Какая песня? — смутился человек, явственно давая понять, что не улавливает ни звука. — Парень, похоже тебе хватит.
— Да нет же, «в такой день, как сегодня, когда льет черный, черный дождь; в такой день, как в лучший день, красные, красные губы зовут тебя»15.
— Нет, дружище, я такой песни не знаю. Только что выдумал?
Опьяневший, Люциус слышал что-то не из этого десятилетия. Или границы времени незаметно стирались?
Шатаясь, он стучал в номер. И не перестал бы стучать, не увидев перед собой Нину Стелманис. Что и двигало им — помрачение рассудка, упрямое сердце? Или какой-то другой Люциус, непокорно отрицавший смысл жертвенности…
— Напугал, — рассержено зашипела с порога Нина, — дверь перепутал?
Он по-хозяйски ввалился в комнату, от легкого головокружения уперся руками в стол у окна.
— Выпил? — прозвучало, скорее, как утверждение.
Люк метнул на нее возбужденный взгляд: