– Да, все нормально.
Корабли тем временем приближались, и на палубах мы увидели кучу вооруженных людей. Вдруг раздался выстрел, и у одного из кораблей на носу возникло облачко дыма, и недалеко от нас в море упало ядро. Через несколько секунд, выстрелил второй, и это ядро чуть-чуть не долетело до нашего носа.
– Огонь, – закричал я.
Два выстрела из носового орудия – и оба корабля превратились в груды пылающих обломков, а из воды послышались крики, кто-то, похоже, выжил. Мы срочно спустили две шлюпки – но когда они наконец достигли места крушения, там барахтался ровно один человек – но прямо перед глазами нашей команды из воды показался острый плавник, и огромная акулья голова схватила последнего выжившего и утащила под воду. Увы, больше ни единого живого человека мы не увидели, и языка у нас не оказалось. Я подумал, что нужно было воспользоваться пулемётами вместо пушки – может, кто бы и выжил. Зато в одном из трупов я узнал того самого Эмилио, который вместе с Антонио посетил меня несколько дней назад в Эль Нидо. Значит, эти ребята были людьми Антонио. Я, конечно, так и предполагал, но теперь мы знали это точно.
– Ну что ж, – сказал я. – Похоже, мы серьезно проредили их силы. Пора нанести ответный визит.
5. На индейском на базаре…
Рынок в Санта-Лусии проводился раз в две недели у юго-восточной ее оконечности. Там были оборудованы лодочные причалы, и индейцы со всей округи приходили на лодках – ведь ни лошадей, ни тем более телег ни у кого из них не было – колесо в Америке до прихода европейцев вообще не было известно, верховой скот тоже, а из вьючного скота была известна только лама – да и то в Центральных Андах, тысячами километров южнее. Поэтому жители прибрежных деревень пользовались лодками для перевозок. Эти причалы я заметил, когда мы с покойным Пеньей ездили на Эль Гитаррон, но не обратил на них внимания.
А теперь на причалах разгружались и отходили лодки, которыми управляли мужчины в набедренных повязках. А на площади прямо на тростниковых матах, расстеленных на земле, лежали фрукты и овощи, рыба и птица, ткани и обсидиановые ножи, которыми торговали женщины в хлопчатобумажных вышитых блузках и длинных юбках, сидевшие здесь же, на земле. Местли и Шочитль рассредоточились по рынку, а Патли осталась со мной – как она сказала, «все равно я для них пришлая». Кстати, после того, как ей вправила ногу Лиза, она не хромала вообще.
И тут я наконец догадался спросить, откуда же она родом.
– Алесео, место, где я родилась, далеко на севере, там, где море холодное, а рядом с берегом находятся прекрасные острова. Не знаю, где они сейчас, но корабль, который увез меня сюда, шел не менее, а то и более месяца. Я была в трюме и не видела, куда он шел и сколько времени он стоял, а сколько двигался.
Так, подумал я. Холодное море… Не иначе, как девушка откуда-то из наших мест. Вот только откуда? Ничего, когда пойдем на север, надеюсь, узнает родные места.
– А ты знаешь язык того места, откуда ты родом?
– Знаю, Алесео, хотя, конечно, немного подзабыла.
– А как называется твой язык?
– Киж.
– Скажи мне: «Я хочу есть».
Она засмеялась и ответила:
– Ковиинокве´е.
Эту фразу я знал и на языке мивоков, и на языке чумашей – и то, что я услышал, не было похоже ни на то, ни на другое. Ничего, подумал я, рано или поздно найдем ее родные места. А пока у нас другая задача…
Когда я подходил к продавщицам и спрашивал, почем то или другое, никто меня не понимал – а то, что говорили они, было для меня столь же непонятно. Тут как по наитию я достал из кармана заколку для волос – из одного из контейнеров со «Святой Елены» – и вручил ее красивой девушке-йопе. Та посмотрела на меня с испугом, но Патли показала ей, как пользоваться этим подарком. Когда девушка поняла, что я за него ничего не прошу, она слегка поклонилась и улыбнулась. После чего, я подарил такие же девушкам, которые сидели рядом с первой – и был одарен еще несколькими улыбками. Одна девушка, которая торговала кактусовыми фигами, вдруг спросила меня на ломаном испанском: