Хочу разочаровать многих владельцев домашних животных: ветеринарные врачи совсем даже не думают о ваших любимцах дни и ночи напролет. Не переживают, уйдя с работы, а спокойно спят. Они обычные люди, у них свои семьи и своя жизнь. Когда в компании за столом с обильным питьем и вкусной едой какой-нибудь гость, узнав, что я ветеринарный врач, начинает, дергая меня за рукав, рассказывать о кошке своей бабушки, а заодно и о том, какой проказник его чихуахуа, какающий где попало, я со спокойным видом задаю всего один философский вопрос:

– Как вы думаете, а проктолог любит геморрой?

После этого, как правило, у чихуахуа начинается запор.

А еще ветеринарные врачи любят отдыхать. Кто как. Кто ездит на море, кто катается на горных лыжах, вот Александр Алексеевич Воронцов – замечательный хирург – занимается мотокроссом. А я люблю охоту. Да-да, охоту!

Я уже заранее вижу искривленные лица псевдолюбителей животных:

– Фи, как это можно? Что они вам сделали? Вы же ветеринарный врач!

А что сделали коровы, овцы, куры, в конце концов рыбы, устрицы, улитки, грибы, морковка, капуста, сельдерей, которых те же «любители» съедают без зазрения совести? Что сделали, страшно даже сказать, невылупившиеся цыплята, которых миллионами каждое утро отправляют на сковородки?

Да, я люблю охоту. Не нынешнее убийство с прицелами ночного видения, или расстрелом животных в вольерах, а настоящую охоту, где у зверя есть такой же шанс уйти, как у тебя выстрелить. Я люблю настоящую охоту настоящих мужчин. Я люблю ее не за возможность убить, а за возможность побыть в хорошей компании друзей на природе. Посмотреть, послушать, как и чем живет природа, целый день бродить с ружьем, или стоять на номерах в загоне, слушать песню гончей в осеннем лесу, или часами неподвижно сидеть на лабазе[11] и ждать медведя.

На охоту первый раз меня повезли, когда мне было четыре года. Мой дедушка был начальником кафедры тыла Академии Генерального штаба, папа – тоже военный, только занимался наукой. Оба – заядлые охотники, так что с детства понятие «поехать на охоту» было для меня даже более привычным, чем «пойти за мороженым». Мне повезло, меня привозили в команды, где ниже генерал-майора звания просто не было. И эти лихие офицеры, чего только ни прошедшие в жизни, видевшие столько человеческой крови, сколько «любители животных» не видели воды, учили меня любить красоту охоты и природы. В семь лет я уже сидел с ружьем в лодке с егерем, охотясь на утку в Скнятино, где тогда еще оставалась охотничья база Генерального штаба.

Уже став взрослым, практически каждую неделю в сезон я ездил на охоту и, как правило, команды охотников состояли раньше из людей, которые носили погоны, или из врачей. По крайней мере мне такие попадались. Вот и наша команда состояла, да и состоит, в основном из врачей и пары примкнувших. Также всегда было одно вакантное место для приглашенного «нужника». До сих пор нашим признанным лидером является мой друг Александр Павлович Жученко – доктор медицинских наук, в прошлом заведующий отделением онкопроктологии ГНЦК МЗ РФ. Больные становились в очередь, чтобы их оперировал лично доктор Жученко – руки у него были золотые. Сейчас Палыч уже на пенсии, но это не мешает ему пару-тройку раз за охотничий сезон пройтись с ружьем десяток километров.

Вот и тем августом 1993 года мы втроем, Палыч, я и примкнувший к нам «нужник» – работник АЗС Сашка Шутов (в стране наблюдался большой дефицит бензина, и важнее работника АЗС были только президент и премьер), – поехали на охоту на медведя. Путь нам предстоял неблизкий – в такой край географии под названием Павино. Место это находится в Костромской области, на границе с Вологодской и Кировской. Одним словом, настоящий медвежий угол. До Костромы триста километров и от нее еще четыреста пятьдесят! Итого 750 км по дорогам того времени на «копейке».

Проезжая через Кострому, мы получили от тогдашнего председателя областного охотобщества Николая Васильевича Верясова указания, куда ехать, кого искать и к кому обратиться, и заверения, что нас ждут с нетерпением и встретят как родных.

Павино хоть нас и встретило, но радость не выказало. Местный охотовед, выхлоп от которого был такой, что медведи побежали заранее впадать в спячку, с трудом сообщил нам, что Верясов звонил, но жить негде, а егерь уехал на свадьбу и будет дня через три-четыре. Ну, классика – до царя далеко, до Бога высоко.

Все-таки выяснив, что в этом забытом богом крае есть гостиница, мы покрутили баранку туда. Гостиница была никак не меньше четырех звезд по местным меркам, потому что «удобства» находились на этаже, а не на улице, а номер у нас был шестиместный, но мы договорились, что платим за все и живем втроем. В праздничном наборе к номеру полагалось серое постельное белье. Вот только завтрак не входил в стоимость.

С горячим питанием вообще была напряженка. Существовавшая когда-то столовая закрылась еще при советской власти по причине отсутствия продуктов, а так как продукты с тех пор так и не завезли, то столовую решили не восстанавливать. Перспектива жить неделю на чае и на суповых пакетиках, которые мы взяли с собой из Москвы, а потом мучиться изжогой, нас совсем не порадовала. Но неожиданно выяснилось, что, сняв шестиместный номер на троих, мы завоевали небывалый авторитет среди сотрудниц местной сферы услуг и гостиничного бизнеса. Нас предупредили, чтобы мы всё прятали от пожарных, и принесли плитку, кастрюльку и картошку.

Наутро, мучимый похмельем и последствием клизмы, полученной по телефону от Верясова, но вряд ли совестью, в гостиницу пришел охотовед. Ему совсем не хотелось с нами возиться, но медведь – не утка, охотников одних не отправишь. Сославшись на то, что машины у него нет и ездить придется на наших «жигулях», он три дня возил нас по окраинам Павино, слюнявил палец, говорил, куда и как заходить, водил носом и указывал направление, откуда сейчас точно выйдет медведь, но мы, сидя на лабазах, кроме посмеивавшихся над нами местных грибников, так никого и не видели. При этом он не отказывался от ста грамм, которые мы ему предлагали.

Тот год был безумно грибным. Грибы лезли просто из-под ног. Мы с видом бывалых собирали только белые и подосиновики, у которых шляпка в диаметре не превышала пяти сантиметров. Причем собирали их в каком-то немыслимом количестве. Про остальные грибы мы солидно говорили:

– Старые, пусть споры дадут.

Хотя в другой год и тридцатисантиметровый съели бы за милую душу.

Грибы стали основным продуктом на нашем столе. На завтрак и ужин мы ели некое варево, приготовленное на нелегальной плитке и состоявшее из картошки, грибов и тушенки. В особо торжественных случаях туда еще высыпался пакетик супа. Эта вкуснятина закусывалась местным черным хлебом и знаменитым ростовским сладким красным луком, который продается только в трех деревнях на всем пути от Москвы до Ростова Великого и который оставил далеко позади так разрекламированный крымский лук. Ну и запивка была соответствующей. Аппетит у нас был что надо, и за неделю мы съели аккурат ящик тушенки и ведро лука. Сколько было выпито – это до сих пор военная тайна.