В пути Анненков ввел железное правило: на станции без охраны не выходить. И Сталин, признавший разумность этого решения, теперь просил атамана отдать приказ своим солдатам.
– Конечно, Иосиф Виссарионович, – кивнул Анненков. – Я распоряжусь.
– Собственно говоря, я мог бы и не сам отправлять, – пояснил Сталин. – Это нашему общему другу Глебу.
– И что вы хотите ему сообщить? – заинтересовался Борис. – Кстати, тогда лучше воспользоваться нашим военным кодом.
– Все очень просто, – улыбнулся Сталин. – В Петроград выехала одна замечательная девушка – настоящий товарищ, и я хочу попросить Глеба ее встретить.
– Понятно, – Анненков достал из кармана блокнот в серебряном переплете. – Как зовут и когда приедет?
– Соломаха, – ответил Сталин. – Татьяна Соломаха[77]. Приедет через два дня. Пароль он знает. Отзыв: «Бабушка все хворает»…
Львов вышел из здания Николаевского вокзала и зашагал по платформе. Чуть поотстав, за ним шагали четверо штурмовиков. Этих четверых Глеб выбрал не только за подготовку, но еще и за партийную принадлежность: все четверо уже почти год состояли в РСДРП(б), вступив в «первой волне», то есть вместе со своими командиром и атаманом.
– Так, ребята, – повернулся Львов к своим бойцам. – Сейчас вы расходитесь, и каждый контролирует свой выход. Марш-марш-марш!
Козырнув, те разбежались по назначенным местам, а Глеб продолжил прогуливаться по платформе. Прибытие поезда из Екатеринодара[78] ожидалось с минуты на минуту…
Он как раз докурил папиросу, когда загудел приближающийся паровоз. Вскоре к платформе медленно подполз состав, из которого тут же выплеснулась волна разномастного народа. Пассажиры, встречающие, носильщики – все орали, вопили и толкались, но вокруг Глеба оставалось свободное пространство. Никому в здравом уме и твердой памяти не хотелось, пусть даже случайно, задеть сурового фронтового генерала самого что ни на есть зверского облика.
Львов огляделся и совершенно точно вычленил из толпы скромно одетую девушку в серой шляпке, с небольшим саквояжиком в одной руке. Второй рукой она, напрягая все силы, пыталась тащить здоровенный, чуть не в половину ее самой, чемодан. В памяти тут же возникла виденная когда-то в Музее революции фотография. «Соломаха», – отметил он машинально, уже направляясь к девушке.
– Мадемуазель, позвольте вам помочь, – козырнув, предложил Глеб.
– Спасибо, не стоит утруждаться, – сурово отрезала та, но Львов уже поднял ее чемодан. Тот и в самом деле оказался очень тяжелым.
– Пуда два, не меньше? – поинтересовался Глеб, поудобнее ухватывая багаж. – Пойдемте, мадемуазель.
– Куда? – опешила девушка. – Никуда я с вами не пойду! – И добавила дрогнувшим голосом: – Я кричать буду!
– Можете, – кивнул головой Глеб, откровенно веселившийся над создавшейся ситуацией. – Но даже если вы начнете кричать, второй выход с платформы не появится. А если вы совсем никуда не пойдете, то мне придется прислать солдат, чтобы они поставили вам здесь палатку.
Девушка лихорадочно заозиралась, потом как-то сникла и, тяжело вздохнув, тихо произнесла:
– Пойдемте…
Они подошли к вокзалу, и Львов поинтересовался: