— То есть, ты собираешься использовать их, а потом выбросить? Может быть, за пределы пространства-времени, вместе с далеками, когда они сделают свою работу?

Шестой в стороне усмехнулся, буркнув что-то вроде:

— А ты что, сомневался? Хотя я думаю, он захочет оставить себе эту персональную армию. Я ведь прав?

— Прав, — ответил я. — Мы можем оставить их здесь, на базах, они могут нам всегда пригодиться.

— А что ты сделаешь для них? Какую награду они получат?

— Возможность жить в этом мире, который не распадается, и не распадется еще очень долго, в мире, в котором есть звезды.

— И люди. У которых есть то, чего ты их лишил. И на этот раз они не мишени. Или все-таки мишени? Ты изменил токлафанов так, что — какой у них остался главный инстинкт?

— Разрушать. Я понимаю, что ты хочешь сказать. Если я не предлагаю им завоевывать вселенную и уничтожать ради забавы когда-то себе подобных, то какая цель может их удержать и сделать счастливыми?

— Именно. Когда-то ты превратил людей в токлафанов. Теперь, если ты их используешь, ты должен превратить их снова в людей.

— Они уже другие. Они практически неуязвимы. Они способны автономно перемещаться в пространстве, они почти всесильны по сравнению со слабыми людьми. Думаешь, они будут счастливее, если забрать у них это?

— Они смогут жить.

— Они и так живут. И они могут быть нам полезны.

— Их шесть миллиардов. Ты можешь, если понадобиться, выпустить других.

И так раздробить исподволь прекрасную армию?

— И сделать затем то же самое?! Куда мы денем столько людей, которых тут быть не должно?

— И я против, — сказала Ривер.

— Хотя, наверное, мы как-то можем рассмотреть возможность, на одну-то тысячу… Но я не уверен, что мы этим сделаем им подарок.

— А если спросить их самих? — поинтересовался Шестой.

— Их мозг изменен, — ответил Десятый. — Их агрессия повышена, они практически возвращены в детское состояние — дети жестоки. И они ничего не могут знать о собственных человеческих желаниях…

— А почему бы не спросить наконец людей? — нахмурившись, спросила Ривер. — Среди нас есть представитель человечества. Это капитан Харт. Почему бы не спросить его, что бы он предпочел? Оставаться человеком? Или оставаться смертоносной машиной, если уж кто-то стал подобной машиной и, может быть, вошел во вкус?