— Туда, — бросил я и первым рванул вперед.

И вновь нам пришлось тратить время на «обезвреживание». Впрочем, уж лучше так, чем сражаться с врагом. А все они давно свалили. С моим ребенком. И понадобился он им явно не для того, чтобы нянчиться.

С-сука…

Наконец дверь открылась, и первое, что я услышал — женский плач.

Кто-то из моих запустил под потолок светящуюся сферу, я нырнул внутрь помещения, где держали Линду, и увидел женщину.

Рыдающая и дрожащая, она скорчилась на окровавленных простынях. Да, Линду определенно оставили здесь умирать. Забрали ребенка непонятно для чего, а ее…

Ее посчитали расходным материалом.

Выругался и кинулся к женщине Григорий. Да, все верно. Сперва помощь — и лишь затем расспросы. Поэтому я терпеливо стоял на подкашивающихся ногах и ждал, когда толстяк приведет Линду в относительный порядок. И лишь потом приблизился к кровати и сел на край.

— Привет, Лин, — прошептал я. Хотел улыбнуться, но не стал — не тот сейчас момент. — Ты в безопасности. Мы вытащим тебя отсюда.

— Илья… — выдохнула та, готовая вновь расплакаться. — Я уже не надеялась, что ты придешь. Они… прямо посреди улицы забрали.

— Я видел. По камерам. И нам пришлось потрудиться, чтобы найти эту нору.

Женщина все же не выдержала. Заплакала.

— Поздно, Илья, поздно. Они забрали нашего сына.

— Знаю, — сглотнув подкативший к горлу ком, ответил я. — Но я найду и его. Найду и спасу.

— Не надо… — Линда отчаянно замотала головой. — Он все равно… не такой.

— О чем ты? — я сжал кулаки. — Почему он родился уже сейчас? Ведь еще рано…

— Они… Сначала они расспрашивали меня о тебе. А потом, когда узнали, что я ношу твоего ребенка…

Женщина разревелась, и Григорию пришлось успокаивать ее целой комбинацией заклинаний. Придя в себя, Линда продолжила:

— Они превратили меня в подопытного кролика. Каждый день какие-то зелья, уколы. Прямо в живот, в малыша. Поэтому он и рос так быстро. Они ускорили его развитие, но… теперь наш сын перестал быть человеком, Илья. Он — нечто другое.

— Зачем они это делали? Ты знаешь?