– Там, где в реале сахарные плантации будут? Ну, точнее, теперь уже не будут или будут, но не сахарные или не только сахарные…

– Ага, они самые – не сыпьте сахрен на хрен. Будет, конечно, и он, но не только и не столько. И табак с кокой – там ведь горы рядом, и повыше, чем на западе острова. И кукуруза, само собой, и прочая жратва – город кормить легче будет. Ну и заодно к проливу между Кубой и Гаити база нашего колониального флота будет ближе – полный контроль над ним получаем. Если сунутся дикари с Гаити, так их авангард может ещё и успеет на Кубу десантироваться, но подмоги ему не видать – перетопим на хрен в проливе…

На самом деле всё это, конечно, только наши наполеоновские планы на светлое будущее – кто скоммуниздил мою треуголку и барабан из-под ноги, млять? Нет там пока ни порта, ни города, а есть только ещё более занюханная дыра, чем Эдем тот глинобитный финикийский на другом конце острова. Посёлок сельско-рыбацкий человек на тридцать, даже на деревню полноценную не тянущий, да форт деревянный – нечто среднее между мелкомасштабной копией традиционных испано-иберийских городишек и нашим лагерем в Дахау. И всё вместе это гордо и помпезно именуется городом Тарквинеей – по словам нашего главного моремана Акобала, наше счастье, что никто из Тарквиниев ещё не видел этого горе-города, названного их родовым именем, иначе – ну, наши боссы и наниматели, конечно, люди вменяемые, уравновешенные и адекватные, и дайте боги такое начальство каждому, но до такой степени испытывать их чувство юмора дружески не рекомендуется. Колонии ведь – год только с небольшим. Прошлым летом Акобал помимо двух судов того типа, на которых мы с Васькиным и Велтуром Вест-Индию посетили, прихватил ещё два новых двухмачтовика нашей разработки по мотивам римских корбит – точно такие же у нас теперь и на Азоры плавают. На них он и доставил на Кубу двадцать пять колонистов и грузы для них – сперва в финикийский Эдем для найма местных переводчиков, хорошо владеющих языком кубинских гойкомитичей, а затем, выгрузив товары и дав людям передохнуть после трансатлантического плавания, уже с пятью эдемцами-переводчиками перебросил их самих и их "приданое" к лагуне Гуантанамо.

Понятно, что такими силами смешно и думать о строительстве нормального поселения, но главная задача этой первой партии была другая – установить нормальные отношения и начать торговлю с местным племенем, а в идеале – и союз с ним заключить. Дело это было нелёгкое, поскольку вдали от своего города и владений своих туземных друзей-соседей эдемские финикийцы не очень-то церемонились и случая наловить рабов не упускали, так что на высадку трёх десятков относительно светлокожих чужаков с "больших крылатых каноэ" основная масса чингачгуков реагировала весьма нервно, и лишь луки в их руках удержали дикарей от немедленной атаки. Не особо-то их смягчило и начало торговли – колонистам позволили поначалу разбить лишь палаточный лагерь на берегу и недвусмысленно намекнули на недопустимость их длительного присутствия. И финикийцы-переводчики весьма настойчиво советовали этих намёков не игнорировать – чревато. Несколько дней потерпят, давая шанс одуматься, а потом начнутся неприятности. Зато выяснились и причины – за год до того эдемские ловцы рабов захватили и увезли двух парней и девку. Этим и воспользовался Акобал, поговорив с вождём и пообещав ему связаться с эдемцами и вернуть его людей, если они всё ещё живы. Вернуть ему, впрочем, удалось только одного парня, но тут его вины не было – второй уже успел скопытиться от какой-то хвори, а девка, купленная хозяином-холостяком, была давно уже не девка, а баба на сносях, но наш мореман, мигом сориентировавшись, тут же купил трёх девок-рабынь посмазливее этой, привёз в лагерь и торжественно подарил одну вождю, вторую – отцу похищенной, третью – её оставшемуся без невесты жениху. После того, как к живым подаркам добавились и металлические в виде стальных ножей и топориков и бронзовых зеркалец, колокольчиков, рыболовных крючков и трезубцев, отцу умершего в рабстве парня добавили стальной наконечник копья, а вождю сверх всего этого подарили ещё и фалькату, тот милостиво признал в колонистах другое племя, не эдемское, к которому у его племени никаких претензий нет. После этого вопрос об основании уже постоянного поселения решился легко, а что перед этим страху натерпелись, так оно и к лучшему – знают теперь, каково обижать соседей-гойкомитичей.

А хитрец Акобал ведь и ещё один финт ушами провернул – мы лежмя лежали со смеху, когда он нам рассказал. Выкупая в Эдеме того парня и решая вопрос на предмет компенсации за тех, кого выкупить уже нельзя, мореман заодно договорился и с ловцами рабов о небольшом спектакле, который и был разыгран в лучшем виде дней через пять после его возвращения в лагуну Гуантанамо. Картина маслом – испанцы честно торгуют с чингачгуками, и тут из-за мыса – ага, выплывают расписные Стеньки Разина челны. Ну, в смысле – появляются и нагло дефилируют три небольших эдемских гаулы. Красножопые хватаются за копья и высыпают на берег галдящей возмущённой толпой, финикийцы пускают несколько стрел им под ноги, чем основательно охлаждают их воинственный пыл, и тут испанцы присоединяются к туземцам и пускают несколько ответных стрел в борта финикийских гаул. Затем Акобал на одном из своих судов плывёт к ним, имитирует бурные и выразительные благодаря жестикуляции переговоры, эдемцы уплывают восвояси, а он, вернувшись на берег, уверенным тоном объявляет, что больше они не появятся и безобразничать здесь не будут – племя отныне и впредь под защитой испанцев. Еще бы ему не быть в этом уверенным, когда обо всём этом в Эдеме заранее со всеми договорился, гы-гы!

Этим летом он доставил туда пополнение и застал поселение как раз в том состоянии, которое нам и описал. В этом смысле судьба нашей первой вест-индской колонии сложилась куда удачнее, чем колумбовской на Эспаньоле, которую гаитянские таино вырезали и спалили дотла – было за что. Наши уже знали, что так дела не делаются, и вели себя прилично. Без потерь, правда, всё-таки не обошлось. Одного убил в пьяной драке нажравшийся в хлам чингачгук – ага, большой привет вест-индскому "морскому винограду", который на самом деле ни разу не виноград, но нам от этого не легче, потому как и он для виноделия тоже вполне пригоден. Млять, ведь инструктировали же всех, что нельзя давать красножопым бухло! Не то, чтобы кубинские сибонеи совсем уж не знали алкоголя – собирают сладкие ягоды, надкалывают их, дают забродить, лопают и балдеют, но терпения накопить их до хрена им не хватает, так что балдеют понемногу и до невменяемого состояния не нажираются. А тут – концентрат, можно сказать, да ещё и в непривычно крупной дозе, и результат – вот он, свежий труп. Точнее – два, потому как и дикаря, конечно, сразу же уложили на месте, и потом была разборка с вождём, в ходе которой постановили, что хотя виноват не столько сам туземец, сколько вселившийся в него злой дух, позволять означенному духу и дальше буянить руками означенного туземца было, конечно, нельзя. В общем, как могли, так и угомонили, вместе с носителем – уж больно зловредным дух оказался, выселяться не хотел. Теперь все знают, что этот злой дух вселяется в того, кто выпьет слишком много веселящего напитка испанцев, и много его теперь пить не будут. Шаман покамлал и на собрании племени объявил, что выпивать столько, сколько помещается в пригоршне, можно, но больше – уже нельзя, табу.

Ещё один колонист утонул по пьяни на рыбалке, а третий – ну, тоже не без участия алкоголя, но тут его роль была более опосредованной, скажем так. О сифилисе предупреждали всех и не по одному разу, а в Эдеме и больных всем показывали, так что красножопым бабам не слишком тяжёлого поведения впендюривать наши колонисты опасались, а решившись честно жениться, к хорошо вызубренным симптомам этой дряни приглядывались внимательно, и если в какой-то туземной семейке хоть у кого-то замечали подозрительный признак – из такой семейки невесту не брали. Но где ж на всю толпу колонистов бесхозных, и при этом подходящих, невест напастись? Столько их у племени, конечно, не оказалось, а дрочить в кустиках в кулачок тоже не есть гуд, и нашёлся ухарь, который сообразил, что пьяная баба – звизде не хозяйка, даже если она в трезвом виде и тяжёлого поведения. А гойкомитичке ведь много ли надо? Как раз дозволенной шаманом пригоршни какой-нибудь из них, глядишь, и хватит. Так оно и вышло – и бабу он выбрал из семьи без подозрительных признаков, и поведения она была достаточно тяжёлого, и той дозволенной пригоршни для облегчения означенного поведения ей вполне хватило, и шито-крыто это дело провернулось – в этом плане изголодавшемуся по бабам деятелю повезло. Не повезло ему в другом. Я ведь как-то упоминал, кажется, что красножопые с сифилисом не одно столетие знакомы, и среди них не так уж и мало таких, которые им вообще не заболевают, но являются его исправными переносчиками? Вот как раз такая семейка с такой бабой этому бедолаге и попалась. Потом-то втихаря выяснили, что муж ейный сифилисом болел, подцепив его где-то в военном походе на враждебное племя, но тоже в лёгкой форме, заметных следов не оставившей. Но это было потом, когда поздно уже было пить боржоми – сгнившего заживо бедолагу схоронили месяца за полтора до прибытия Акобала с пополнением…

– Так это ты, значит, ещё и на предмет связи с колониями дальней радиосвязью заинтересовался? – въехал Серёга.

– Ну, прежде всего для навигации, – ответил я ему, – Хренометра-то морского у нас как не было, так и нет, но при наличии дальней радиосвязи можно ведь посылать сигналы точного гринвичского времени. Ну и экстренная связь с колониями тоже нужна. Это с Азор почтовые голуби уже начинают до Испании долетать, и выведение "азорской" породы – дело ближайшей пары лет, но с Кубы – боюсь, что это исходно дохлый номер.

– А что там может случиться настолько угрожающего, что потребует такой экстренной связи?

– Да дикари эти, млять, с Малых Антил. Хоть и не карибы ещё ни разу, даже не островные араваки-таино, но тоже ведь набедокурить могут – мама, не горюй.

– Погоди, ты же сам говорил, что до Кубы им добраться – где-то столетие.

– То с материка через Малые Антилы, а они уже на них. Размножится очередное поколение, станет тесно – вторгнутся на Гаити…

– Да и хрен с ними. Остров большой, пара поколений на его освоение уйдёт.

– Нам от этого толку мало. Тут эффект домино может сработать. Эти потеснят сибонеев с востока Гаити, те – своих западных соседей, а им куда деваться окромя Кубы? А нам не один ли хрен, кто именно вторгнется с Гаити на Кубу и примется отвоёвывать на ней жизненное пространство? А заодно, кстати говоря, вполне могут ещё и какой-нибудь новый штамм этого грёбаного сифилиса занести, позловреднее местного.

– И чем тут поможет радиосвязь?

– Быстротой нашего реагирования. "Наши" сибонеи наверняка ведь общаются с гаитянскими. Получат известие об участившихся набегах на Гаити с Малых Антил – это наверняка будет своего рода разведка боем перед настоящим вторжением, ну и нашим колонистам сообщат, и вот тут как раз сыграет роль радиосвязь. Без неё, прикинь, к нам поступает известие об этом осенью, когда Акобал возвращается из очередного рейса, а наш ответ туда прибудет с ним только летом – почти год задержки. А с радиосвязью мы немедленно согласовываем с колонией план действий, и пока мы готовим к отправке туда сильное подкрепление, они там готовят всё для его приёма, размещения и прокорма. При этом в процессе подготовки мы своевременно узнаём обо всех изменениях расклада, тут же корректируем план и сразу же согласовываем его с колонией. И на следующее лето Акобал доставляет туда уже не наши давно и безнадёжно устаревшие ценные указания, а эскадру с сильным отрядом тарквиниевских головорезов…

– Которые примутся топить в проливе туземных беженцев с Гаити на Кубу?

– Может быть, но это уже на самый крайняк – если гаитянские события пойдут слишком быстро, вторжение туда уже состоится, и придётся уже латать дыры. А так, в идеале – вряд ли те малоантильские чингачгуки организованнее лузитан, и пока их вожди разберутся меж собой, у кого из них хрен длиннее и толще, у экспедиции будут хорошие шансы опередить их и нанести превентивный удар с потоплением "флота вторжения" и зачисткой скоплений их живой силы…