— Начало сенокоса, — скорбно сказал сенсей вместо приветствия. — Почти неделю эти ненормальные будут вскакивать ни свет ни заря. Не помнишь, сколько у нас осталось эссенции жабьей печени?

— Вроде еще полбутылки, — осторожно откликнулся я. Плохо дело. Невыспавшийся наставник — источник бесполезных и неприятных поручений. — Но мы же вроде заготовили все нужные зелья?

Мы живем в старой ведьминой лачуге не от скромности и не от бедности — развалюха стоит на духовной линии, проходящей через деревню. Сенсею нужен приток жизненной силы, и меридиан эту потребность покрывает. Другое дело, что пик жизненных сил у человека приходится на утро — и маг просыпается тогда же, когда и деревенские. Попробуй поспи, когда тебе передаются излишки бодрости от толпы здоровых мужиков.

— Я иногда думаю, что пора возродить древние традиции. Набрать девчонок пофигуристее, составить систему сообщающихся сосу… — приступ кашля согнул его на стуле. Я болезненно поморщился — не потому, что сочувствовал, просто аура волшебника пульсировала в такт кашлю, причиняя боль. Помнится, первое, что я спросил у сенсея было — почему столь могущественный маг не вылечит какую-то пневмонию?

Учитель — оборотная сторона нашей магической системы. Десятки волшебников за каким-то чертом бегут против эскалатора, считанные единицы и правда приближаются к следующему этажу; остальных в итоге сносит назад, и их искры гаснут. Гении же от магии добираются до верха непокорных ступенек, легендарного состояния Равновесия[4], достигнутого 36 раз за всю историю Гильдии. Тут и выясняется, что наверху нет надежной неподвижности этажа, зато есть другой эскалатор, на этот раз — попутный и куда более быстрый. Мощь такого волшебника нарастает, как лавина, тело перестраивается, резонируя с могучим духом. Едва вкусив всемогущества, маг полностью переходит в духовную форму и растворяется в Силе. Рекорд, установленный Алой Княгиней Севера, составляет почти два года жизни после Равновесия. Мой старик прошел точку невозвращения чуть больше года назад; по его оценкам, осталось еще полмесяца. В мире людей его удерживают сложнейшие магические конструкты, медитативные упражнения, приток телесного из меридиана и — запущенное заболевание легких, сбивающее гармонию духа и тела. Стоит на миг утратить бдительность — магия исцелит своего избранника и заберет к себе. При этом высвободится столько энергии, что деревья лягут отсюда и до столицы. Я тогда спросил, не надежнее ли сломать несколько костей или отрезать руку — сенсей задумчиво посмотрел на меня и признался, что думал об этом, но не было добровольца — проверить методику. Хорошо, что теперь есть ученик.

Учитель распрямился и хмуро посмотрел на заляпанную кровью руку.

— Расход жизни слишком большой, — отметил я, возобновляя разговор. — Зачахнут.

— Логика подсказывает минимум два решения. Либо постоянная ротация, либо увеличение числа доноров. Меня даже верный ученик спрашивал, положены ли темным магам гаремы.

Черт возьми. Он до самого конца будет припоминать мне эту глупость? С другой стороны — осталось всего две недели, перетерплю как-нибудь. С гаремами у нас тут… гм, неоднозначно. Темная мана, производимая моим источником, враждебна жизненной силе. С одной стороны, это делает меня естественным врагом для пышущих здоровьем воинских классов и героев вообще — там, где фаербол светлого мага бессильно расплещется об щит Ки, мое заклинание прорвет духовный заслон. И все живое, скрывающееся за ним, тоже — не прожжет, так отравит. С другой стороны, прикасаться я могу только к тем женщинам, которых не жалко. Для нормального темного мага есть еще с третьей стороны — разъедание организма собственной ядовитой маной; но главные герои — льготная категория населения. Вообще говоря, в этом мире есть расы, изначально склонные к темной стороне — я мог бы сравнительно безопасно для партнерши совратить гоблиншу… или тролльчиху… или орчанку. Загорелые и беловолосые остроухие бестии тоже в зеленом секторе, но проснуться от заколки в глаз — немного не тот способ, каким я хотел бы покинуть мир. Еще учитывайте, что физически я самый обычный человек, по местным меркам — слабак. Вся Ки, производимая моим телом, тут же пожирается источником.

Кажется, тоска, отразившаяся на моем лице, примирила старого садиста с ранней побудкой.

— Садись уж, завтракай, падишах.

О, живем. Я торопливо подвинул стул, сел, подхватывая ложку — и тут связь между учеником и учителем толкнула меня изнутри. Мир замер и выцвел до серого, единственное яркое пятно — видимый под капюшоном золотой глаз учителя. Ускорение, судя по всему — в сотни раз, и активация истинного зрения. Блин. Оба приема нещадно бьют по мозгам, хорошо сенсею, который уже скорее дух, чем человек — а мне-то еще жить да жить. Истинное дает круговой обзор, так что стоп-кадр удалось оценить по достоинству — я, тянущийся губами к ложке; засранец-волшебник, развалившийся в позе шерлока холмса — специально подловил момент, к гадалке не ходи. Наша развалюха с покосившейся дверью, сарайчик для реактивов, домик-с-сердечком. И висящее в небе, нет, медленно плывущее к нам каменное ядро, все исписанное гномьими закорючками. Да ладно?