Я киваю. Не буду.

Он поглаживает мою руку, его пальцы гладкие.

— Что ты помнишь, Кэл?

— Финн наложил мне тарелку еды, — говорю я. — Я съела три ложки, а затем поняла, что там были орехи. Орехи пекан.

Деэр зажмуривается.

— Тебе повезло оказаться здесь, — говорит он не открывая глаз. — Твой папа сказал, что даже один орешек мог убить тебя. Ты едва дотянула до реанимации.

— Но я же дотянула, — напоминаю ему. — Сейчас я здесь. Пожалуйста, не позволяй им запереть Финна. Он не хотел мне навредить. Я знаю, он не хотел. Он бы никогда…

Но Деэр выпрямляется и принимается раскачиваться на пятках.

— Я не знаю, что они собираются делать, — неопределённо говорит он. — Это не мне решать.

Я закрываю глаза, грудь раздирает боль.

— Может, ты был прав. Может, мне действительно нужно уехать отсюда. Быть может, я для него опора… или, возможно, наоборот, лишь причина беспокойства. Финн ненавидит, что я грущу о маме. Возможно, он просто хотел положить конец моему горю. Если я уеду, то он сможет сосредоточиться на себе… а не на мне.

— А ты бы могла сосредоточиться на себе, — добавляет Деэр.

Я открываю глаза и смотрю на его лицо, такое уставшее, такое осунувшееся. Протягиваю руку и касаюсь его, мой синий больничный браслет сползает на предплечье. Когда я так похудела? Мои руки такие тощие.

— Я доверяю тебе, — неожиданно выпаливаю я. — Я верю, что ты расскажешь мне о себе, когда будешь готов.

Деэр вздрагивает.

— Дело не в моей готовности. Просто… я не могу добавить ещё к твоему бремени, Кэл. После этого, разве ты не видишь?

Это. Моё бремя. Мой брат пытается меня убить.

Неужели это никогда не кончится?

— Прости меня за всё это, — тихо говорю я, глядя в его усталое лицо. — Мне жаль, что моя жизнь — сплошное безумие.

Он обводит комнату взглядом и содрогается.