— Я часто бываю скучным, — честно признался он, но не для того, чтобы разжалобить ее или осудить себя. Просто констатировал факт.
— Сомневаюсь, — быстро ответила Эльза. — Думаю, вы очень приятный человек и с вами хорошо. Вернее было бы сказать, вы умиротворяющий.
— Мне нравится «умиротворяющий», — сказал Дэвид.
Она похлопала его по руке, и они уселись поудобнее, глядя на то, как по скалистому склону взбирались козы, на сверкающее голубое небо и на море, такое тихое и приветливое, хотя еще недавно оно забрало жизнь стольких людей.
— Когда похороны? — вдруг спросила Эльза таксиста.
Он понял вопрос, но не знал слов, чтобы ответить.
— Аврио, — проговорил он.
— Аврио? — повторила она.
— Завтра, — перевел Дэвид. — Выучил недавно пятьдесят слов, — виновато добавил он.
— Это на сорок пять слов больше, чем выучила я, — с тенью прежней улыбки произнесла Эльза. — Эвхаристо, друг мой Дэвид, эвхаристо поли. Большое спасибо.
Они ехали по пыльной дороге. Настоящие друзья.
После чашки кофе и хлеба Шейну полегчало. Он сказал, что в этом сумасшедшем месте они последний день, а потом уезжают в Афины. Паромы туда уходили из гавани каждые два часа, никакой мороки.
Ему было интересно найти место, где бы что-нибудь происходило.
— Не думаю, что здесь что-то будет сегодня. Город переполнен журналистами, криминалистами и официальными властями. Знаешь, похороны завтра, люди снизу сказали мне. — Фионе хотелось узнать, можно ли будет уехать после похорон. Но ей так много надо было ему сказать сегодня, что этот вопрос мог и подождать. — Я видела милое местечко на мысе, они ловят там рыбу и жарят ее на гриле прямо у моря, пойдем туда?
Он пожал плечами. Почему бы не пойти? Наверное, там вино дешевле, чем в напыщенных местах в гавани.
— Ну ладно, пойдем туда, Фиона, и не пытайся сказать этим внизу, что я пойду, а ты остаешься.
Она рассмеялась:
— Не думай, я не такая плохая, просто пытаюсь поблагодарить Элени за доброту к нам и выразить сочувствие по поводу гибели их друзей.
— Это не твоя вина, Христа ради. — Шейн был в одном из тех настроений, когда готов был раздражаться от чего угодно.
— Нет, конечно нет, но быть вежливым не трудно.