26 сентября в специальной записке Сталин убеждал Ягоду принять новое назначение, подчёркивая, что Наркомат связи – «оборонный», и что он, Ягода, сможет поднять его работу. В тот же день Ежов возглавил НКВД, а Генрих Григорьевич стал наркомом связи. Понимал ли он, что это конец? Неизвестно. Но падение продолжалось. 29 сентября 1936 года Генриха Григорьевича отправили в двухмесячный отпуск «по состоянию здоровья». А 29 января 37-го он был уволен в запас и перестал носить мундир генерального комиссара государственной безопасности. На февральско-мартовском пленуме ЦК деятельность Генриха Григорьевича в НКВД подвергли уничтожающей критике, а 28 марта его арестовали прямо на квартире в Кремле. Ягода был кандидатом в члены ЦК ВКП(б) и членом ЦИКа, и теоретически на его арест требовалась предварительная санкция этих органов. Её получили задним числом. 31 марта 1937 года Сталин направил членам ЦК ВКП(б) следующее послание: «Ввиду обнаруженных антигосударственных и уголовных преступлений наркома связи Ягода, совершёнными в бытность его наркомом внутренних дел, а также после его перехода в Наркомат связи, Политбюро ЦК ВКП доводит до сведения членов ЦК ВКП, что ввиду опасности оставления Ягода на воле хотя бы на один день, оно оказалось вынужденным дать распоряжение о немедленном аресте Ягода. Политбюро ЦК ВКП просит членов ЦК ВКП санкционировать исключение Ягода из партии и ЦК и его арест»[115]. Разумеется, члены ЦК это решение единогласно одобрили.
30 сентября Каганович написал Серго Орджоникидзе: «Это замечательное мудрое решение нашего родителя назрело и встретило прекрасное отношение в партии и в стране. Ягода безусловно оказался слабым для такой роли, быть организатором строительства это одно, а быть политически зрелым и вскрывать своевременно врагов это другое… У Ежова наверняка дела пойдут хорошо. По моим сведениям и в среде чекистов, за небольшим исключением, встретили смену руководства хорошо». Две недели спустя Лазарь Моисеевич подтвердил, что у «Ежова дела выходят хорошо! Он крепко, по-сталински, взялся за дело»[116].
Первым, кого Ежов принял по возвращении из Сочи, был Г.С. Люшков, бывший заместитель начальника секретнополитического отдела ГУГБ НКВД, с которым Ежов тесно сотрудничал во время расследования убийства Кирова. Ягода незадолго до своего смещения назначил Генриха Самойловича начальником УНКВД Азово-Черноморского края. М.И. Литвин, вместе с Ежовым работавший в Казахстане и бывший затем его заместителем в Распредотделе, был назначен начальником отдела кадров НКВД. 16 октября начальник Управления пограничных и внутренних войск НКВД Михаил Петрович Фриновский был назначен заместителем наркома внутренних дел.
Агранов, с которым Ежов тоже тесно сотрудничал во время расследования убийства Кирова, сохранил пост первого заместителя, а в декабре 1936 года был назначен начальником ГУГБ. Своего референта из Секретариата ЦК В.Е. Цесарского Ежов назначил Особоуполномоченным НКВД, занимавшимся расследованием должностных преступлений и проступков чекистов, а с ноября 1936 года – начальником учетно-регистрационного отдела ГУГБ. С.Б. Жуковский, бывший глава группы внешних сношений КПУ, стал начальником АХУ НКВД, а бывший помощник Ежова в должности председателя КПК И.И. Шапиро стал заместителем, а затем начальником секретариата НКВД)[117]. 3 декабря 1936 года Ежов доложил на совещании в НКВД, что он договорился с ЦК об отборе от 150 до 200 секретарей партийных организаций на работу в НКВД[118].
В.Е. Цесарский, работавший с Ежовым еще в ЦК, на допросе в НКВД утверждал, что Николай Иванович пренебрежительно относился к крестьянству как к «темной силе» и что «анархо-синдикалистские, меньшевистские взгляды Ежова сказывались в его насмешливом издевательском тоне, в котором он постоянно говорил о мужике, в его недооценке колхозного строительства и особых функций пролетарского государства, как орудия подавления сопротивления эксплуататоров, в его тяготении к рабочей оппозиции…»[119] При этом официально к «рабочей оппозиции» Ежов никогда не примыкал. Тем не менее своей любовнице Марии Паппэ Николай Иванович признавался, что «в прошлом был идейно связан с политической платформой так называемой рабочей оппозиции шляпниковцев»[120].
После того как Ягоду обвинили в попустительстве троцкистам, Ежов 26 сентября 1936 года занял пост наркома внутренних дел. Настал «звездный час» Николая Ивановича. Многие старые большевики наивно полагали, что его приход знаменует восстановление контроля партии над НКВД и прекращение репрессий против коммунистов. А.М. Ларина свидетельствует, что Бухарин относился к Ежову «очень хорошо»: «Он понимал, что Ежов прирос к аппарату ЦК, что он заискивает перед Сталиным, но знал и то, что он вовсе не оригинален в этом. Он считал его человеком честным и преданным партии искренне… Бухарину… представлялось тогда… что Ежов, хотя человек малоинтеллигентный, но доброй души и чистой совести. Н.И. был не одинок в своём мнении; мне пришлось слышать такую же оценку нравственных качеств Ежова от многих лиц, его знавших. Назначению Ежова на место Ягоды Н.И. был искренне рад. «Он не пойдёт на фальсификацию», – наивно верил Бухарин…»[121]
С приходом Ежова в НКВД темп репрессий стал нарастать. Александр Григорьевич Соловьев 6 ноября 1936 года записал в дневнике: «В ГАБТ собрание (посвященное 19-й годовщине Октябрьской революции
А ранее, еще при Ягоде, в связи с процессом Зиновьева – Каменева, Александр Григорьевич записал 27 августа 1936 года: «Читаю я эти статьи (о процессе Зиновьева – Каменева.
Ошибались не только старые большевики, но и аккредитованные в Москве дипломаты. Английский посол Аретас Акерс-Дуглас, виконт Чилстон сообщал в Лондон: «Ежов очень сильная фигура и, что очень важно, партийный деятель, а не чекист. Скорее всего, он станет преемником Сталина, у него большие перспективы… Сталин дал Ежову НКВД, чтобы уменьшить власть этой кошмарной организации. Поэтому назначение Ежова следует приветствовать»[124].
Но Иосиф Виссарионович имел совсем иное мнение по вопросу о своём преемнике, равно как и о перспективах Ежова, чей жизненный путь вскоре должен был завершиться. Сильной личностью Николая Ивановича Сталин, безусловно, не считал. Потому и доверил ему «карающий меч партии» в тот момент, когда в руки чекистов на расправу конвейером начали поступать сначала бывшие, а потом и действующие большевистские вожди. Тут генсеку нужен был абсолютно преданный исполнитель, лишённый политических амбиций и не подверженный политическим влияниям как со стороны бывших оппозиционеров, так и со стороны людей, близких к Сталину. «Великую чистку» надо было завершить быстро. А затем, чтобы успокоить уцелевшую старую и выдвинутую во власть новую номенклатуру, от исполнителя необходимо было тихо избавиться, чтобы, хотя бы на уровне слухов, свалить на него ответственность за «перегибы».
Как сообщал один очень близкий Елизавете Захарьевна Крючковой, жене секретаря Горького Петра Петровича Крючкова, человек, по совместительству – сексот «Зорин», она в минуты отчаянья после ареста мужа говорила ему:
– Я стою перед бездной, я никому не верю. У меня есть только вы и Петька, сын. Если бы у меня не было Петьки и вас, я бы застрелилась… Еще и год не прошел после смерти Алексея Максимовича, а уже оскорбляют его память преследованием близких ему друзей.
– А что вы думаете, каковы причины отставки Ягоды?
– Ягода всегда ссорился с Ежовым. Но это не главное. А дело в том, что Ягода в свое время принял аппарат НКВД таким, каким он был еще при Дзержинском. Работая по старым традициям, аппарат перестал удовлетворять современным требованиям государственности. Так что Ягода – жертва общей перемены государственного курса…
Через несколько дней после этого разговора Елизавету Крючкову арестовали как сообщницу Ягоды. На суде она утверждала, что никакой политической связи с Ягодой не имела, а он лишь пытался сделать ее своей любовницей. Но ее все равно расстреляли 17 сентября 1938 года, а реабилитировали в 1957 году. А П.П. Крючкова расстреляли как одного из фигурантов процесса «правотроцкистского блока»[125].
«Старый чекист» Михаил Шрейдер, которому посчастливилось уцелеть, хотя и пройти ГУЛАГ, вспоминал, как при вступлении в должность наркома НКВД на совещании руководящего состава Ежов заявил:
– Вы не смотрите, что я маленького роста. Руки у меня крепкие – сталинские, – при этом он протянул вперед две руки, как бы демонстрируя их сидящим. – У меня хватит сил и энергии, чтобы покончить со всеми троцкистами, зиновьевцами, бухаринцами… – Он угрожающе сжал кулаки. Затем, подозрительно вглядываясь в лица присутствующих, продолжал: – И в первую очередь мы должны очистить наши органы от вражеских элементов, которые по имеющимся у меня сведениям смазывают борьбу с врагами народа…
Сделав выразительную паузу, он с угрозой закончил:
– Предупреждаю, что буду сажать и расстреливать всех, невзирая на чины и ранги, кто посмеет тормозить дело борьбы с врагами народа[126].
И это были не пустые слова. В конце марта 1937 года практически все заместители Ежова и начальники основных управлений НКВД получили задание выехать в определенную область для проверки благонадежности руководства соответствующих обкомов партии. Но по пути к месту следования все они были арестованы. Через два дня таким же образом были арестованы заместители «уехавших» на проверку. Ежов убрал людей Ягоды и рассадил на ключевых постах своих ставленников. После этого наступил час самого Ягоды.