Естественно, управлять этим громоздким механизмом становилось все труднее. На начальном этапе пребывания Клинтона у власти Саддам организовал в Кувейте неудачную попытку покушения на бывшего президента Джорджа Буша – старшего. Клинтон ответил ракетными ударами по Ираку. В последующее годы Саддам эпизодически угрожал американскому самолету, контролирующему бесполетные зоны, а США принимали ответные меры. Американцев возмущала тактика «обмана и отступления», которую иракцы практиковали в отношении инспекторов ЮНСКОМ: вначале они долго отказывали им в доступе на военные объекты, затем под давлением шли на незначительные уступки, а потом вся безумная процедура повторялась сначала. Восемь крупных объектов, включающих более тысячи зданий, Саддам объявил президентскими дворцами, не подлежащими контролю. Чтобы наказать Саддама за несговорчивость, в декабре 1998 г. США начали операцию «Лис в пустыне» – серию бомбардировок и ракетных ударов по иракским объектам.
Иордания оказалась в трудном положении, подвергаясь давлению сразу с нескольких сторон. Абдалла был вынужден учитывать целый ряд разнонаправленных требований. Прежде всего страна серьезно зависела от льготных поставок иракской нефти, на которые США и Совет Безопасности ООН закрывали глаза, и эта зависимость усиливалась, поскольку цены на нефть в конце 1990-х гг. росли. Кроме того, Ирак оставался важным, практически незаменимым рынком для дешевых иорданских товаров, особенно фармацевтических препаратов. Наконец симпатии простых иорданцев в основном были на стороне Ирака, они росли в силу гуманитарных последствий санкций и усиливающегося неприятия американской политики в регионе в целом.
Король Абдалла не питал иллюзий относительно Саддама. Он продолжал практику негласного обмена информацией об Ираке с США и поддерживал наши силы, контролирующие закрытые для полетов зоны. Но он не мог позволить себе прямого противостояния Саддаму, поскольку оно привело бы к разрушительным экономическим и внутриполитическим последствиям. Другие страны Персидского залива, возможно, могли бы поддержать Абдаллу, предложив ему льготные поставки своей нефти и тем самым освободив его от нефтяной зависимости от Ирака, но из-за старых обид на Иорданию, связанных с занятой ею позицией в отношении войны в Персидском заливе, и других давних счетов никогда не пошли бы на это. Абдалла был в безвыходном положении.
Личные встречи Абдаллы с иракскими лидерами все эти годы были для него тягостными, а иногда даже обескураживающими. Некоторые особенности их поведения повергали его в шок. Он как-то рассказал мне об одном особенно диком случае. За несколько лет до этого, в конце 1980-х гг., король Хусейн послал Абдаллу и его младшего брата принца Фейсала в Багдад, чтобы те познакомились с сыновьями Саддама – Удеем и Кусеем. Удею тогда было 20 с чем-то лет, и он еще не успел прославиться «подвигами», которые начал совершать в более зрелом возрасте, когда регулярно выставлял напоказ ручных львов в своем багдадском дворце, избивал игроков иракской сборной по футболу, если те проигрывали матчи, и похищал и насиловал приглянувшихся ему студенток университета. Кусей вроде бы не проявлял таких наклонностей, но тоже постепенно завоевывал репутацию достойного сына своего отца в том, что касалось коварства и жестокости.
На второй день пребывания Абдаллы и Фейсала в Ираке хозяева пригласили их покататься на лодке по большому водохранилищу под Багдадом. Гости, рассчитывающие провести день тихо и спокойно, были потрясены, когда Удей, большой любитель острых ощущений, вдруг вытащил гранатомет и с расстояния несколько десятков метров выпустил несколько очередей в сторону своих охранников. Никто не пострадал, но Удей, казалось, вовсе не думал о последствиях – он просто развлекался. Абдалла и Фейсал пришли в ужас. Как выразился Абдалла, «у меня сложились хорошие отношения со многими лидерами моего поколения в регионе, но Удей не относится к их числу»[55].
Став королем, Абдалла все больше беспокоился о том, какую политику будут проводить США в отношении Ирака. Он сильно сомневался, что Закон об освобождении Ирака – заявление Конгресса, утвержденное в качестве закона президентом Клинтоном в конце осени 1998 г., – был чем-то большим, чем просто попыткой выдать желаемое за действительное. В соответствии с этим законом целью США должна была стать смена режима в Багдаде, но Абдалла не видел за риторикой стратегии воздействия на Саддама, зато усматривал множество сопутствующих рисков для Иордании. Многих видных деятелей иракской оппозиции, высланных из страны, он считал если не мошенниками, то в лучшем случае наивными дурачками. Особенно едко он отзывался об Ахмаде Чалаби, который за 10 лет до этого сбежал из Иордании, где возглавлял один известный местный банк, потому что его обвинили в растрате.
В 1999 и 2000 гг. Абдалла с растущим беспокойством пытался убедить меня в том, что западная политика санкций вредит лишь самому Западу. В частности, программу ООН «Нефть в обмен на продовольствие», нацеленную на облегчение тяжелого положения простых иракцев, Саддам успешно использовал в целях укрепления своей власти. В конце 2000 г. Абдалла сказал мне, что «вероятность гибели Саддама вследствие падения метеорита куда выше вероятности падения его режима в результате санкций»[56].
На завершающем этапе пребывания администрации Клинтона у власти король продолжал настаивать, что Соединенные Штаты не вредят, а помогают Саддаму, делая из него жертву и позволяя ему использовать все более напряженную ситуацию в регионе. Он убеждал Вашингтон отказаться от экономических санкций, приводящих к губительным последствиям для гражданского населения, и усилить меры, направленные на недопущение импорта вооружений и товаров двойного назначения. У этих так называемых умных санкций были очевидные недостатки, поскольку доходы от неограниченных продаж нефти Саддам мог использовать для укрепления своего режима, но Абдалла утверждал, что иракский правитель все равно так или иначе усиливает свою власть и Соединенные Штаты должны перехватить у него инициативу. Говоря так, Абдалла, разумеется, исходил из интересов Иордании, но это не значит, что он ошибался.
Наиболее серьезные вызовы для Иордании возникали на восточном направлении, однако и проблемы обеспечения безопасности на западе становились предметом острого беспокойства. Во время той же встречи с Абдаллой в апреле 2000 г., когда мы говорили о санкциях против Ирака, король выразил растущую озабоченность второй интифадой – восстанием палестинцев, спровоцированном посещением Ариэлем Шароном Храмовой горы в Иерусалиме за несколько недель до этого. Абдалла сказал, что Саддам использовал безобразный спектакль на Западном берегу реки Иордан, чтобы отвлечь внимание от Ирака, ослабить давление на него и усилить недовольство американской политикой в регионе. Иордания оказалась в центре всех этих проблем – как политически, так и географически. Позже в тот же день я отправил в Вашингтон телеграмму, в которой вновь указал на то, что мне было совершенно очевидно: «Важно сделать шаг назад и трезво оценить ущерб, нанесенный разворачивающейся на другом берегу реки трагедией таким относительно умеренным странам, как Иордания, которые сегодня не являются точками экономического роста в регионе»[57].
Когда король Абдалла взошел на трон, ситуация на другом берегу реки Иордан не выглядела столь угрожающей. Подписание «Меморандума Уай-Ривер», столь героически поддержанное его отцом, было последним маленьким шажком на пути к достижению двусторонней договоренности, предусмотренной соглашениями с Осло 1993 г. Процесс шел трудно, постоянно прерывался, но к началу 1999 г. Палестинская национальная администрация во главе с Ясиром Арафатом в той или иной степени контролировала около 40 % территории на Западном берегу реки Иордан и большую часть сектора Газа. В мае того же года лидер лейбористской партии Израиля Эхуд Барак победил на выборах и отстранил от власти лидера партии «Ликуд» Биби Нетаньяху, которому не особенно доверяли ни Абдалла, ни его отец.
На начальном этапе пребывания у власти Барака был установлен новый срок завершения переговоров о постоянном статусе Западного берега реки Иордан и сектора Газа – сентябрь 2000 г., очередная дата в ряду постоянно отодвигавшихся после подписания соглашений с Осло сроков. Но прежде Барак решил сосредоточиться на переговорах с Сирией. Ему не нравился инкрементализм процесса Осло, который, по его мнению, максимизировал внутриполитические затраты Израиля, суля при этом минимальный стратегический выигрыш. Усилия на сирийском направлении, напротив, давали возможность добиться более значительных стратегических преимуществ, устранив более серьезную угрозу безопасности в лице режима Асада, а заодно создать инструмент давления на Арафата на последующих переговорах. Поскольку состояние здоровья Хафеза Асада вызывало все больше вопросов, Барак считал крайне необходимым прощупать возможность заключения соглашения с Сирией.
Разумеется, палестинцам не понравилось, как Барак расставил приоритеты. Они вели переговоры уже много лет и ясно давали понять, что твердо намерены достичь соглашения. Израиль же решил сосредоточить внимание на соглашении с Асадом, который для этого пальцем о палец не ударил. Короля Абдаллу это тоже возмутило. Хотя он поддержал израильско-сирийское соглашение, для будущего Иордании куда большее значение имело двустороннее соглашение между израильтянами и палестинцами. Создание независимого палестинского государства на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа усилило бы чувство национальной идентичности иорданцев, проживающих на другом берегу реки Иордан, способствуя объединению населения Восточного берега реки Иордан и иорданцев палестинского происхождения, которого отец Абдаллы добивался в течение почти полувека. Это также сулило бы Иордании более серьезные экономические возможности, чем скудные плоды израильско-иорданского мирного договора 1994 г. Тем не менее Абдалла сделал все, что было в его силах, чтобы поддержать сирийско-израильские переговоры, в надежде, что их успех ускорит заключение израильско-палестинского соглашения.
Абдалла посетил Дамаск в апреле 1999 г., через два месяца после неожиданного появления Асада на похоронах короля Хусейна. Сирийский президент довольно оптимистично оценивал возможность улучшения отношений с Иорданией, включая решение щекотливого вопроса о водных ресурсах, в котором Сирия занимала более выигрышную позицию, контролируя истоки рек Иордан и Ярмук. В ходе визита Абдалла провел также много времени с сыном и будущим преемником Асада Башаром. На первый взгляд, между Абдаллой и Башаром было много общего. Обоим не было и сорока, оба были представителями нового поколения арабских лидеров. У обоих был опыт неожиданного возвышения – старший брат Башара Басиль погиб в автокатастрофе, а Абдалла стал наследником престола, когда его отец на смертном ложе изменил порядок престолонаследия. Оба считали себя сторонниками модернизации, хотя самооценка Башара была несколько завышена – он всего лишь провел год в Лондоне, где учился на офтальмолога, и возглавлял Сирийское компьютерное общество, которое могло считаться питомником инноваций лишь постольку, поскольку это дозволялось репрессивным режимом Асада.
Башар пригласил короля в Латакию, главный оплот алавитов на Средиземном море, и несколько часов возил его по городу. Они обсуждали дела в регионе и мировые проблемы. Король был несколько шокирован удивительной наивностью Башара, который спросил Абдаллу, как тот переносит смену часовых поясов, пояснив, что самые долгие перелеты, которые он когда-либо совершал, были полетами до Лондона и обратно. Король сказал, однако, что считает Башара способным отказаться от косных, консервативных подходов своего отца и довести до логического конца любой прогресс, которого удалось бы добиться на переговорах с израильтянами. Несколько лет спустя король с сожалением признался мне, что «это было всего лишь первое и, как оказалось, обманчивое впечатление».
В январе 2000 г. США принимали израильскую и сирийскую делегации в Шефердстауне, Западная Вирджиния. Израильскую команду возглавлял Барак, сирийскую – министр иностранных дел Сирии Фарук Шараа, который за 10 лет, прошедшие с тех пор, как он испытывал терпение Джима Бейкера в Мадриде, не стал более гибким и сговорчивым. Переговоры тянулись почти 10 дней, прорывов не было. Последней, самой серьезной попыткой добиться соглашения стала встреча Клинтона в конце марта в Женеве с Хафезом Асадом, состояние здоровья которого быстро ухудшалось. Не будучи убежден, что Барак когда-либо пойдет на полное возвращение сирийской территории, оккупированной с войны 1967 г., Асад отказался идти на возобновление переговоров с израильтянами. Усилия на сирийском направлении исчерпали себя.
После этого Барак и Клинтон решили вновь сосредоточиться на переговорах с палестинцами. Подталкиваемый Бараком Клинтон, надеявшийся увенчать свою работу на посту президента палестино-израильским мирным соглашением, решил пригласить Арафата и Барака в Кэмп-Дэвид, где более 20 лет назад Джимми Картер добился выдающегося успеха на переговорах с Садатом и Бегином. Это была рискованная игра. Позиции израильтян и палестинцев по вопросу о том, какая часть территории на Западном берегу реки Иордан должна быть возвращена, серьезно расходились, а разногласия по Иерусалиму и праву на возвращение палестинских беженцев были еще глубже. Арафат боялся, что его обвинят в провале переговоров, и понимал, насколько глубоко разочарование палестинцев, вызванное обманутыми надеждами и отсутствием подвижек за годы, прошедшие с переговоров в Осло. Всегда стремящийся избегать риска на переговорах, он приехал в Кэмп-Дэвид с большой неохотой, в основном из-за своих политических инвестиций в Клинтона и его администрацию. К тому же он, как обычно, был убежден, что в случае необходимости сумеет выкрутиться из любой сложной политической ситуации.
Для короля Иордании это был очень неудачный расклад. Абдалла сидел на троне меньше двух лет и прекрасно понимал, что пока не пользуется таким авторитетом, как его отец, но в то же время сознавал, насколько важную роль может играть на мировой арене Иордания, занимающая уникальную позицию, обусловленную возможностью строить нормальные отношения со всеми тремя ключевыми игроками – палестинцами, израильтянами и американцами. Опыт Кэмп-Дэвида разочаровал его. Отчасти по вполне понятным причинам, отчасти вследствие ошибочного подхода американская команда в Кэмп-Дэвиде более двух недель, пока продолжались напряженные переговоры, держала двери уединенной президентской резиденции плотно закрытыми. О ключевых арабских игроках, которые, возможно, могли бы воздействовать на Арафата, вспомнили слишком поздно, а если с ними и консультировались, то чаще всего задним числом и не посвящая их в подробности.
Например, однажды, ближе к концу переговоров, Абдалле позвонил из Кэмп-Дэвида один высокопоставленный американский чиновник и попросил короля помочь убедить палестинцев проявить больше гибкости по вопросу об Иерусалиме. При этом он не обрисовал ситуацию и не сказал, чего мы добиваемся и как далеко продвинулись. К своему стыду, я тоже не смог предоставить королю более подробную информацию. Этот дипломатический конфуз, однако, мало что значил по сравнению с главной проблемой: несмотря на титанические усилия президента Клинтона и беспрецедентный прогресс в сложном вопросе о территориях и еще более сложном вопросе об Иерусалиме, обе стороны оказались в тупике. В Кэмп-Дэвиде они продвинулись дальше, чем на каких-либо других предшествующих встречах, но в конечном счете соглашение так и не было подписано, и участники процесса расстались очень недовольные друг другом.
Принимая во внимание ослабление внутриполитических позиций Барака, США, несмотря на данные ранее палестинцам обещания, по окончании переговоров обвинили Арафата в провале саммита в Кэмп-Дэвиде. Вследствие растущего недовольства простых палестинцев посещение Шароном Храмовой горы в конце сентября вызвало взрыв общественного негодования, и следующий виток насилия привел к новому палестинскому восстанию. Я сопровождал короля Абдаллу на встрече в Шарм-эш-Шейхе, куда президент Мубарак пригласил также Барака, Арафата и Клинтона, чтобы попытаться найти способ ослабить насилие. Все усилия оказались бесплодными. Израильтяне, желая доказать палестинцам, что насилие не приведет ни к каким положительным политическим результатам, часто отвечали на его вспышки непропорционально. Арафат, всегда тонко чувствующий настроения простых людей и не стесняющийся поощрять насилие, если это не мешало ему оставаться политическим шпрехшталмейстером, зачастую вел двойную игру.
Наш посол в Египте Дэн Керцер и я были глубоко обеспокоены таким развитием событий. В течение нескольких следующих месяцев мы предприняли необычный шаг – отправили в Вашингтон три совместные телеграммы. Мы считали себя обязанными донести до руководства наши соображения и повлиять на перспективы переговорного процесса, так сказать, извне, если уж не могли сделать этого изнутри, непосредственно на переговорах. Последнюю, третью телеграмму мы послали в декабре: