Как донесла сторожа, князьки и старейшины вятичей – из тех селений, что поближе – уже появились с обозами, везли дань, как сказала княжна – по куне с сохи. А хазарам-то раньше платили – по ногате.

Княжна давно уже научилась разбираться в здешних финансовых делах, знала, что и ногата, и куна – это все та же валюта, тоненькие серебряные монетки с непонятной вязью – арабские дирхемы, только куны – обычные, потертые, а ногаты (арабское слово «нагд» как раз и означало – хороший) – из особо качественного серебра, в коем древнерусские людишки толк знали. В соотношении стоимости пятьдесят кун равнялись одному византийскому золотому солиду, ему же соответствовало сорок ногат. Так что, заменив ногаты на куны, Женька сделала вятичам хорошую скидку, что те вполне себе оценили.

Вообще-то девушка не собиралась этого делать, оговорилась, но… подумав, махнула рукой – а пущай так и будет, со скидкою, а то какой же вятичам смысл менять шило на мыло, одну «крышу» на другую – хазар на полян? Хорошо бы, конечно, было провести перепись – точно учесть количество пахотных хозяйств – сох – в каждом селении, но это все было дело не быстрое, а хитрая девушка все же собиралась рано или поздно сбежать, добраться до Выдь-реки… Домой – так уж хотелось верить.

– Вон, госпожа! – указав на заливной луг, почтительно поклонился Рулаф. – Везут вятичи дань… никуда не делись! Ой, пресветлая княжна… зря ты, наверное, на куну согласилась… Боюсь, как бы Святослав-конунг, узнав, не осерчал.

– Не боись, не осерчает! – Хмыкнув, Женька с интересом рассматривала приближающуюся процессию.

Впереди в синих, затканных жемчугом плащах ехали верхом на невысоких гнедых коньках старейшины (от мелких, в три двора, деревень) и князья (от селений покрупнее). Выглядели они все одинаково, никто особым богатством не кичился и не блистал, даже сбруя на лошадях казалась княжне самой обычной, без особых украшений, разве что отделана серебром – так, в меру. Впрочем, сам по себе конь в те времена – признак известной зажиточности. Боевой жеребец стоил три серебряных гривны, или шестьдесят ногат, или семьдесят пять кун, для сравнения – каравай заварного хлеба стоил две куны – не обязательно монеты, к ним по стоимости приравнивалась одна зеленая арабская бусина или беличья шкурка. Корова стоила две гривны, вол – одну, по десять кун шел мед в ульях.

Возов – приземистых, на сплошных деревянных колесах телег – было мало, в основном – волокуши, а многие старейшины приплыли по воде, их людишки тащили дань из лодеек – домотканое полотно, яйца, творог, наконечники копий и стрел – что у кого было.

Подъехав чуть ближе, всадники спешились, к дубу подошли уже пешком, поклонились.

– Пусть и вас хранят боги! – милостиво улыбнулась княжна. – Сейчас дань зачтем, все запишем.

– Госпожа… – нервно грыз ногти один из старейшин – косматобородый, приземистый, с широким приплюснутым – словно треснули по лицу лопатою – носом. – Мы ить в раздумьевси. А ну как хазаре-то… того… отомстить захотят! Вернуть под свою руку.

– Обломятся!

Женька презрительно скривилась и гордо кивнула на стоявших позади варягов с разноцветными щитами, в блестящих кольчугах и сверкающих на солнце шлемах, с сулицами, с мечами, с секирами – молодец к молодцу!

– Видите? Не самых последних людей венценосный супруг мой для вашей защиты оставил! Да и сам на хазар походом пошел… так что не до вас нынче хазарам, не до вас. Были хазары, да сплыли все – спеклись.

– А ну как их послы да вои за данью явятся? – все не унимался плосконосый, видать, по жизни таким вот и был – недоверчивым, «а кабы чего не вышло».

– Явятся – получат! Только не дань – а по мозгам.

Княжна рассмеялась, захохотали и варяги, да и среди князьков прошелестел одобрительный шепоток:

– Ишь, как она…

– Получат, говорит!

– По мозгам!

– Ай, княжна красотою лепа…