— Забей, — сказала Лизка через полчаса бессмысленных пыхтений. — Если что, скажешь, что твой муж — Марат Башаров.

Шутка вышла злой. Я поёжилась, в глубине души надеясь, что даже Дубовский — не такая мразь. Он казался очень опасным и жестоким, это верно, но меня пока что и пальцем не тронул, даже не повысил голос. Надеюсь, эта славная традиция продолжится и после свадьбы.

Ладыженский не искал лёгких путей. Зал оказался довольно далеко от центра, на подвальном этаже какого-то лофта, с замаскированным входом. Переглядываясь, мы почувствовали себя шпионками, когда металлическая полоска на двери отъехала в сторону и оттуда донеслось: «Пароль».

— Побег из Шоушенка, — с готовностью отрапортовала Лизка, разве что во фрунт не вытянулась.

За дверью был узкий коридор, освещённый красными лампочками, а дальше — широкий зал-предбанник, со всеми полагающимися кинотеатру атрибутами: поп-корном семи сортов, батареями напитков и прочей милой сердцу ерундой.

Мы с Лизкой как раз нагружались вёдрами ещё горячего карамельного поп-корна, от запаха которого подвывало в животе, когда в предбанник вошли ещё трое посетителей и сразу стало шумно. Молодые парни, где-то наши ровесники. Один из них сразу привлёк моё внимание, хотя и был самым тихим из них, даже молчаливым. Его рваная стрижка была окрашена в такой пламенно-алый цвет, что при быстром взгляде казалось, будто у него горит голова. Наверное, от природы парень был рыжим, во всяком случае, кожа у него была того молочно-белого оттенка, который обычно у них и встречается. Чёрная футболка делала контраст ослепительно ярким, почти мультяшным, он выглядел скорее нарисованным, чем настоящим. Мой взгляд художницы радовался острым и чётким линиям носа, подбородка, тонких запястий.

— Воу, — сказала Лизка мне на ухо. — Смотри, какие джентельмены пожаловали.

Она буквально сожрала глазами самого активного из троицы, загорелого накаченного блондина в обтягивающей светлой футболке. Третий был странно суетливым и каким-то дёрганым, он то и дело ерошил короткие русые пряди, но всё равно был довольно милым и большеглазым.

— Щеночек, спасатель Малибу и чувак из аниме про демонов-вампиров, — сказала я Лизаветте в ответ. — Это тиктокеры какие-то?

— Пока не знаю, но обязательно узнаю, — хихикнула она. Но тут же покаянно вздохнула: — Прости, я как всегда, только о себе и думаю.

Я едва не рухнула на пол. Это она-то?!

— Лиз, видит бог — если кто в этом мире и заботится о других больше, чем о себе, то это ты. Можешь хоть всех троих связать и в карман положить, честное слово.

— Ну того фигуристого я точно не прочь связать, — улыбнулась она. Потом положила руку мне на плечо: — Нет, правда. Сегодня у нас девичник, мужикам вход запрещён.

Однако, мужикам об этом никто не сообщил.

Тяжёлая дверь отъехала в сторону, внутрь завалилась шумная большая компания, в которой я даже узнала пару лиц, и моментально организовала живую очередь к стойке с имбирным лимонадом. Мы с Лизаветтой оказались недостаточно расторопны, так что встали в хвосте, а за нами — та разномастная троица. Блондин вдруг сунул голову между нами, весело посмотрел сперва на одну, потом на другую.

— Такие хрупкие девушки, и на такой жуткий фильм. Не страшно?

«Да?» Я даже не подумала узнать программу, просто решила положиться на удачу. А та оказалась в своём репертуаре — ужастики я не выношу на дух, потом ещё несколько дней не могу спокойно видеть темноту за окном, всё время кажется, будто там кто-то есть. Но я скорее язык себе вырву, чем признаюсь в этом каким-то сомнительным типам.

— А по нам не видно, что мы уже не в том возрасте, чтобы трястись от картинки на экране? — сухо говорю я. «Именно в том», — справедливо замечает внутренний голос.

Блондин стоит слишком близко и даже не думает отходить, так что я сама делаю шаг в сторону. От него пахнет смесью зноя, пота и слишком навязчивого парфюма. Внезапно с другого бока оказывается его суетливый товарищ, огромные глазищи которого лихорадочно блестят. Он пялится мне в лицо со странной улыбкой, которая то возникает, то пропадает, и я с содроганием замечаю, что зрачки у него неестественно расширены. Теперь понятно, почему парень не может и секунды спокойно устоять на месте, а его руки находятся в бесконечном движении, то одёргивая рубашку, то убирая назад светлые тусклые кудряшки. Вблизи он кажется совсем юным со своим полудетским, открытым лицом.

— Куда мы сядем? — спрашивает он меня с нарочитой небрежностью, поглядывая на блондина.