Он чувствовал, как она дрожит в его объятиях, и, осторожно приподняв ее подбородок кончиками пальцев, заглянул ей в глаза.

— Ты целовала меня, дорогая, — напомнил он ей. — Будет справедливо, если теперь и я поцелую тебя.

Его губы коснулись ее губ, и по всему телу Антонии вдруг разлилось пламя. Это не было похоже ни на какое другое ощущение из когда-либо испытанных ею, но в то же время это была как бы часть той любви, которую она уже давала ему.

Это ощущение было таким полным, таким восторженным и таким всеобъемлющим, что Антонии показалось, будто никто не в силах вынести такое и не умереть от счастья.

Он целовал ее так долго, что в конце концов все вокруг перестало для нее существовать. Они снова были одни, как тогда в Париже — на тайном острове на Елисейских полях, скрытые от посторонних взглядов в своем уединении.

Однако на этот раз все было так изумительно, так чудесно, что Антония подумала, что она спит и видит волшебный сон — прекрасный и… нереальный.

Приподняв ее подбородок и заглянув в глубину серо-зеленых лучистых глаз, Донкастер не увидел в них испуга. Глаза Антонии светились радостью и безмерным удивлением. И тогда он осмелился спросить:

— Скажи, ты любишь меня, Антония? В его голосе было столько нежности, что она больше не колебалась:

— О да! Я люблю тебя, Атол, люблю… Всей душой, всем сердцем… И так я полюбила тебя… я это знаю теперь… с самого начала, с нашей первой встречи, когда я пришла к тебе со своим нелепым предложением…

— Я благословляю эту встречу, моя дорогая, моя храбрая, чудесная, безропотная маленькая женушка, — восторженно проговорил он. — Я и предположить не мог, что на свете есть женщина, столь совершенная и в то же время такая сильная духом.

— Я выстояла… только потому, что рядом был ты, — прошептала Антония.

— Я всегда буду рядом с тобой, — пообещал герцог.

И, крепко обнимая ее, прибавил:

— У нас с тобой сейчас столько дел, что нам нельзя возвращаться в Лондон. Там мы будем обязаны показываться в обществе, принимать и отдавать визиты, и даже в собственном доме не будет нам покоя. Здесь, по крайней мере в ближайшее время, нам не будут мешать наши друзья.

Антония знала, что он подумал о маркизе, и прошептала:

— Ты не будешь… скучать в глуши?

— Я никогда и нигде не буду скучать с тобой, — ответил он, глядя Антонии в глаза. — Но мы не должны забывать и про наших лошадей! Мы будем готовить их к соревнованиям и выигрывать призы. Вместе, Антония? Это ведь так приятно! И эта работа, думаю, отнимет у нас все свободное время.

Его губы принялись жадно целовать ее уста, и она не смогла ответить. Но на этот раз его поцелуи были требовательными, настойчивыми и очень страстными.

Атол заставил Антонию почувствовать, как все ее существо трепещет, а где-то в глубине ее тела разгорается огонь, и от этого жара она тает, всецело подчиняясь его странному воздействию.

— Я люблю тебя, — сказал он с дрожью в голосе. — Я люблю в тебе все, Антония, — не только твое прекрасное тело и твои глаза, заглядывать в которые столь заманчиво, как в таинственный хрустальный шар.