– Настольные игры, головоломки, пазлы, ребусы, макраме…
– Макраме? – удивлённо усмехнулся Данн.
– Да, с этим у меня не задалось, – заулыбавшись, призналась я. – Макраме – это больше стихия Лив. Плетёт шедевральные узлы. Я же больше по книгам. За прошедшее десятилетие не меньше двухсот книг прочла. Кей тоже больше книжный спец. У нас дома осталась внушительная библиотека из украденных по соседским домам и из городской библиотеки книг, – я прищурилась. – А вы как развлекаетесь в городе?
– Ну, у нас поразнообразнее развлечения: бары, клубы, рестораны.
– Звучит как перечень благ из мира до Первой Атаки, – призналась я, не до конца веря в то, что подобные развлечения всерьёз могут продолжать своё существование в текущей реальности.
– У нас есть и более возвышенные развлечения. Есть один любительский театр. Посредственный, конечно, но всё же лучше, чем ничего. Есть три кинотеатра, но все три сотни сохранившихся у нас кинолент уже засмотрены до дыр. Есть клуб любителей поэзии.
– Только не говори, что состоишь в этом клубе, – до ушей заулыбалась я.
– Нет, конечно, времени не хватает, да и желания нет состоять в каких-то сборищах. Как и у единственного поэта в нашем городе – он тоже не состоит в этом клубе.
– Тогда кто же в нём состоит, если в него не вхож даже ваш единственный поэт?
– В основном театралы и те, кто любит почитать и послушать поэзию, попеть песни. Мой дед туда иногда заглядывает – отдаёт дань памяти своей жене, основательнице клуба. При жизни она меня туда только пару раз затащила, и-то через силу, – его улыбка вдруг стала мягче, а глаза загадочно подсветились исходящими от костра оранжевыми красками.
Мы ещё немного помолчали, как вдруг, не предупреждая, он запел таким завораживающим баритоном и такими нотами, которых я от него не могла ожидать:
«Где-то под небесами прозвучал горн,
раскрылся для звука того купол земной
и в океан жизней отплыл первый чёлн -
я слышал, как он проплывает рядом со мной,
я видел, как он уносит моих дорогих,
я чувствовал, как он несёт не моих,
меня же не взял он, оставил блуждать
по пустоши мира. Из пепла восстать
едва ли сумеет рухнувший мир: