— Нет.

— Обещаем действовать с предельным тактом, чтобы избежать огласки, — заверил я.

— Нет, со списками ничего не получится. У меня на слуху всего лишь три имени: помню, одного звали Луисом, другого — Педро, и мелькал еще какой-то Хавьер. Вот и все. Удивительно, что я вообще их запомнил.

— А как вы полагаете, какую сумму они предложили Ирине за сопровождение в течение этих трех-четырех дней? — спросила Чаморро.

— Трудно сообразить так сразу, — сказал Василий, пожимая плечами. — До миллиона,[54] а то бери и выше. Ирине платили столько, сколько она запрашивала.

— Значит, дела у нее шли хорошо, — сделал вывод я.

— Лучше, чем у любой из девушек Таких, как она, — больше нет. Ни здесь, ни в других местах, где мне доводилось бывать раньше.

Я подумал, что в судьбах Тринидада Солера и Ирины Котовой прослеживается одно любопытное совпадение: если удастся идентифицировать паленсийские останки, то оба они погибли на пике финансового процветания, когда, казалось, жизнь к ним вполне благоволила и как раз в той области, в какой каждый мечтает добиться успеха.

— Еще пару-тройку чисто формальных вопросов, — сказал я, осторожно прощупывая почву. — Припомните, может, кто-нибудь угрожал вашей девушке или плохо с ней обращался? Другими словами, не знаете ли вы человека, имевшего намерение причинить ей зло?

— Надо оказаться последним сукиным сыном, чтобы желать зла Ирине, — сказал он твердо. — Она была не только самой красивой женщиной в мире, но самой доброй и жизнерадостной; в нее нельзя не влюбиться. Никто и никогда не поднимал на нее руки, никто и никогда ей не угрожал, по крайней мере, я об этом ничего не слышал. А если бы кто-либо отважился на такую подлость, Василий, — он ударил себя по груди, — раскроил бы ему череп.

Я приближался мелкими шашками к неминуемой теме и собирался затронуть ее в решительной, но вместе с тем предельно деликатной манере:

— Какого рода отношения вас связывали?

— Нас? — с его губ слетел горький смешок. — Как тебе сказать?

— А так и скажите. Ведь мы договорились: вы без утайки выкладываете все нужные для следствия факты, а мы делаем выводы, — заметил я бесстрастным тоном.

— Хорошо, сейчас объясню, и ты, сержант, наверняка меня поймешь, — набрался смелости он. — Я и подобные мне люди обходим Гражданскую гвардию стороной. Когда у нас возникают проблемы, мы решаем их самостоятельно, если, конечно, в силах, а не в силах, так предпочитаем подохнуть, лишь бы не идти на сделку с Гражданской гвардией. Мне совсем не в жилу говорить с тобой, сержант. Ни мне, ни моему бизнесу. Однако Василий Олекминский долго не протянет, не узнав о том, что же все-таки произошло с Ириной; вот почему он просит помощи.

— Тем не менее вы ни разу не поинтересовались ее участью, — возразил я. — Мало того, поменяли квартиру, не оставив ни адреса, ни телефона, и, чтобы вас найти, пришлось изрядно потрудиться.

— Не буду оправдываться; мое поведение не имеет никакого отношения к убийству. Я сменил жилье совершенно по другой причине и не пришел спросить об Ирине, поскольку и без того уже совершил массу безумств. И все ради нее, ради Ирины. Пошевели мозгами, сержант, — ведь это я, Василий, подал заявление о розыске, и никто меня не принуждал.

— Пытаетесь нам внушить, как сильно вы к ней привязаны? — заметил я холодно.

— Ты вроде бы смеешься надо мной. Нехорошо. Значит, не веришь и делаешь серьезную ошибку, — предостерег он. — Я действительно любил Ирину. Так любил, что не понимаю, почему я продолжаю жить, когда она мертва.

— Однако не упускаете случая развлечься в хорошей компании, — намекнула Чаморро.