— Как раз подходящий случай. Пошли, — сказал я.

Мы пересекли зал и поднялись к столику Василия и его компании. Они заметили нас, когда мы только подходили к возвышению: мужчины смотрели на нас мутным взглядом, словно спрашивая, какого рожна нам надо; на лице блондинки нарисовалось выражение смертельной скуки, смешанной с отвращением.

— Василий Олекминский? — спросил я, выбрав из своего запасника самую строгую интонацию.

— Слушаю вас, — ответил он, все еще недоумевая.

Его приятель уставился на Чаморро, а в глазах блондинки проклюнулось что-то вроде любопытства: она смотрела на меня, как смотрят на насупленную мордочку хомячка, которого вдруг поднимают за задние лапки.

— Гражданская гвардия, — представился я и показал Василию удостоверение. — Не могли бы уделить нам минуту внимания? Мы хотим задать вам несколько вопросов.

Блондинка резким движением расцепила свои невообразимо длинные и невообразимо бледные с синими прожилками ноги и испуганно откинулась назад. Жалкий триумф, но, отдавая дань справедливости, я вынужден признать, что добился его не столько своей находчивостью, сколько трусостью противника, тем не менее он меня воодушевил на дальнейшие действия.

— О чем ты хочешь меня спросить? — поинтересовался Василий. Он говорил с сильным иностранным акцентом.

— Об Ирине Котовой.

Василий резко помрачнел. Я воспользовался заминкой и несколько секунд украдкой наблюдал за поведением блондинки, но она еще не опомнилась от страха. Парень за столом опасливо глянул на Василия.

— Не надо так пугаться, — заверил я. — Мы только хотим развеять кое-какие сомнения.

— Вы ее нашли? — спросил Василий с неожиданной тоской в голосе.

— Может, отойдем в сторонку?

— Что с ней произошло? Отвечай!

На его лице появилось выражение непритворной мольбы, и если он ломал комедию, то добился желаемого эффекта. Глаза подернулись слезой, хотя у меня возникли подозрения, что тут не последнюю роль сыграло количество выпитой водки. Я почувствовал за спиной чье-то присутствие и, обернувшись, увидел темноволосую девицу, которая только что вернулась с танцплощадки и вся лоснилась от пота. Она буравила меня сердитым взглядом и через ее руки, покрытые перламутровыми капельками влаги, я увидел, как к столику подходят трое остальных девиц. Вскоре на меня уставилось четыре пары глаз, искрящихся всеми оттенками радужной оболочки — от светлого, подернутого матовой дымкой, до темного, как ночной океан. В этот момент мое вздорное подсознание отдало приказ втянуть диафрагму, да так резко, что я едва не задохнулся. Однако смог взять себя в руки и расслабиться, крепко выругавшись себе под нос.

— Лучше поговорим наедине, сеньор Олекминский, — настаивал я.

Пока мы удалялись от оставшейся за столиком компании, я успел уговорить свой живот вести себя прилично, но действовал исключительно лаской. В конце концов, он является полноправным членом моего организма и может на свой лад выражать восхищение при виде такой неописуемой красоты.