– Он все время говорил, что Джосси не покончила с собой. Он говорил, ее убили из-за того, что с ней произошло. И мы спрашивали, что он имеет в виду, говоря «из-за того, что с ней произошло»? Но он только говорил, что в армии есть мужчины, для которых слово «нет» – не ответ, и они неприкосновенны. И больше ни слова. Но теперь, когда его не стало, мы подумали, что, вполне может быть, он просто боялся говорить. Но иногда, ну… Он любил немного рассказывать небылицы, делать из всего драму, и мы особо на это не обращали внимания, честно признаться. Оглядываясь назад, мы с Филиппом не раз задумывались о том, что он не сказал нам чего-то очень важного. Он все продолжал говорить о Джосси и о том, что он знает то, что ему знать не положено. Но он никогда не говорил, что именно.
Марсия Фостер резко замолчала.
– Послушайте, кто вы? Если вы не из армии, то кто вы?
Келли постарался ответить на ее вопрос. Это было нелегко. Бывший журналист, собирающийся стать писателем, снова сующий свой нос в чужие дела. В этом вся его жизнь, только теперь он даже не зарабатывает этим на хлеб. На самом деле было очень сложно хотя бы наполовину объяснить миссис Фостер, почему он интересуется всеми этими смертями. Возможно, оттого, что он и сам не знал точного ответа на этот вопрос.
Однако миссис Фостер, казалось, это удивляло намного меньше, чем самого Келли.
– А, так вы журналист, – ответила она. – Ну, это многое объясняет.
– Да, – сказал Келли, который отнюдь не был уверен, что это что-то объясняет, но был чрезвычайно рад, что она так думает.
И тогда он рассказал ей, откуда возник этот его интерес. Все о встрече с Аланом Коннелли в пабе и о том, что сказал ему молодой человек.
– Как бы я хотела, чтобы мой Филипп сейчас оказался здесь, – сказала она. – У него не было сил сражаться так, как он мог в былые дни. И никто его не слушал. Я думаю, это его и убило. Знаете, нам ведь даже пришлось бороться за то, чтобы нам вернули вещи Крейга, и мы так и не получили все его вещи. Точно знаю.
– А как насчет семьи Джослин Слейд? – спросил Келли. – Что они думают?
– Мы только знаем, что у нее есть мама. Крейг говорил, что она больна уже несколько лет. Мы написали ей, когда Джосси умерла. У моего Фила хорошо получались такие вещи. Но так и не получили никакого ответа. А когда умер Крейг, Фила ничто, кроме этого, не интересовало. Хотя Фил всегда думал, что есть какая-то связь между смертью Джосси и Крейга, но он был так слаб, так тяжело болен, что просто не был способен проследить за этой нитью. А я… я полностью была погружена в заботу о Филе. А вы думаете, что их смерти были как-то связаны, мистер Келли? Вы думаете, Крейга и его Джосси убили?
– Я не знаю, миссис Фостер. У меня пока что нет достаточной информации. Единственное, что я знаю, – это то, что три молодых человека умерли неожиданно и при неясных обстоятельствах в течение короткого промежутка времени. А третий предсказал свою собственную смерть. «Они убили остальных, убьют и меня», – сказал он. Все это, миссис Фостер, по меньшей мере очень подозрительно.
Келли был очень взволнован, когда садился в машину. Три смерти в Хэнгридже. Что же происходит там на самом деле?
Все действительно походило на то, что Келли был прав с самого начала. Что его не подвел инстинкт, говоривший ему, что в смерти Алана Коннелли есть что-то подозрительное. Размышляя о том, каким же будет его следующий шаг, он полез в карман за своим мобильным и попытался его включить. Но тот не работал. Келли поднес телефон к панели внутреннего освещения и посмотрел на дисплей. Черт. Батарейка села. Он забыл взять с собой зарядное устройство, когда поехал в Шотландию, и, скорее всего, телефон окончательно сел, когда Келли звонил из поезда. С тех пор он больше его не включал. И теперь ему даже не узнать, звонили ли Мойра или девочки.
Он посмотрел на часы. Было около половины десятого. Все еще не слишком поздно, чтобы заглянуть к ним. Они будут рады его видеть.
По прибрежной дороге, вдоль которой выстроились ряды красивых, украшенных цветами маленьких отелей, Келли за пятнадцать минут доехал от Баббакомба до улицы Церкви Святой Марии, где был дом Мойры. Он остановился у выкрашенного в бледно-голубой цвет дома и, что уже стало привычным, несколько секунд посидел в машине, настраиваясь на предстоящий визит. Все это было ужасно. Но он ничего не мог с собой поделать.
Спустя несколько минут он выбрался из машины и пошел через тротуар к главным воротам дома Мойры. И только тогда он внимательно взглянул на дом. Свет не горел. Вообще не было никакого света. А они всегда оставляли свет, когда темнело, потому что Мойра больше не могла покинуть дом и кто-то из девочек сидел с ней. И он знал, что даже когда она пыталась поспать, они все равно оставляли приглушенный свет.
У Келли сердце ушло в пятки. Он позвонил в звонок, постучал в двери, он кричал в почтовый ящик. Никакого ответа. В доме действительно никого не было.
Он повернулся спиной к дому и прислонился к входной двери. Вечер был холодный, но Келли чувствовал, что вспотел. Ладони были мокрые, а лоб горел. Келли закрыл глаза. Его трясло.
– О господи, – бормотал он. – Не может быть. Этого не может быть. Еще не сейчас. Она не могла.