По поводу времени включения договоров с греками в летопись высказывались и иные мнения. Например, А. Г. Кузьмин предполагал, что они были внесены в нее только в 1120-х годах, так как отсутствуют в Новгородской первой летописи младшего извода, использовавшей до 1115 года киевскую летопись. См.: Кузьмин А. Г. Облик современного норманнизма // Сборник Русского исторического общества. М., 2003. № 8 (156). С. 241. Однако, как показал А. А. Шахматов, в руках у новгородского книжника был дефектный экземпляр «Повести временных лет» и известия о войнах и соглашениях русских князей с Византией ему пришлось излагать по более раннему киевскому своду (так называемому Начальному), в котором договоров не было. Подробнее об этом говорилось в предыдущей главе. Предположение П. П. Толочко, что договоры были еще в гипотетическом киевском своде 996 года, а новгородец их изъял по соображениям местного (новгородского и, тем самым, антикиевского) патриотизма, ничем не обосновано. См.: Толочко П. П. Русско-византийские договоры и время их включения в летопись // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинского Дома) Российской академии наук. Т. LVII / Отв. ред. О. В. Творогов. СПб., 2006. С. 47–49. Если предположить у новгородского летописца такие поползновения, столь далеко зашедшие, неясно, зачем он вообще стал переписывать подробный рассказ киевской летописи о событиях ранней русской истории. Кроме того, эти соображения совершенно не учитывают наблюдения А. А. Шахматова, обратившего внимание на то, что в Новгородской первой летописи Олег представлен всего лишь воеводой Игоря, в то время как в «Повести временных лет» Олег изображен полноправным князем, а этот факт летописец мог установить из его договора или договоров с византийскими императорами (соглашение 907 года часто считают составленным самим книжником на основании документа 911 года). Очевидно, что договоры Олега с греками (и, скорее всего, также договоры Игоря и Святослава) появились в летописи одновременно с повествованием, в котором Олег представлен полноправным властителем. Замечание П. П. Толочко, что если бы копии договоров или их переводы хранились в княжеском архиве, а не были бы издревле включены в летопись, то они погибли бы в пожаре 1017 года во время борьбы за Киев между Святополком Окаянным и Ярославом Мудрым, вызывает удивление и никак не может быть аргументом в пользу присутствия соглашений в самом раннем киевском летописном своде. Рукописи, как известно, горят, но непонятно, почему печальная судьба должна была постигнуть только договоры, но избавить от гибели исторический труд, хранившийся, видимо, в том же архиве либо в митрополичьей канцелярии неподалеку. К тому же масштаб киевского пожара и связанных с междоусобицей разорений нам точно не известен. Что касается сообщения о дани воинам Олега в тексте Новгородской первой летописи, восходящего, как утверждает П. П. Толочко, к свидетельству одного из договоров, то этот факт нисколько не доказывает древность включения соглашения в летопись: проще предположить, что какой-то новгородский редактор, знакомый с «Повестью временных лет», пополнил рассказ этим известием, позаимствованным из текста договора. Это предположение вполне согласуется с серьезно обоснованной гипотезой А. А. Шахматова. К тому же не исключено, что славянский перевод договоров с греческого был сделан только в начале XII века. См.: Каштанов С. М. К вопросу о происхождении текста русско-византийских договоров Х в. в составе Повести временных лет // Восточная Европа в древности и средневековье: Политическая структура Древнерусского государства. VIII Чтения памяти В. Т. Пашуто. Тезисы докладов. М., 1996. С. 39–42. Об источниках славянского перевода договоров см.: Малингуди Я. Русско-византийские договоры в X в. в свете дипломатики (окончание) / Пер. с нем. Д. А. Коробейникова // Византийский временник. Т. 57 (82) / Отв. ред. Г. Г. Литаврин. М., 1997. С. 79–87.