— Зось, а куда мы идем? — спрашивает Паша, уставшим голосом.

— Не знаю, — говорю я, не сводя глаз с садящегося солнца.

— Мы просто идем?

— Да.

— А далеко еще до этого «не знаю»?

— Не знаю.

Сердце разрывается на куски. Скулы ноют.

— Тебе грустно?

— Угу.

— А я хочу кушать, — жалобно скулит он. — Можно я съем твое яблоко?

— Угу.

Мое сердце содрогается от боли, когда Пашка жадно вонзается зубами в гнилой фрукт. Он жует, а по моему лицу катятся слезы.

— Зось, ты чего? Почему плачешь?

— Я не плачу, — я смахиваю рукой слезу, но становится только хуже.

— Перестань плакать, Зось, — волнуется Паша и выбрасывает яблоко в кусты. — Я пошутил. Я не голоден. Совсем-совсем. Я могу еще долго не есть. Хочешь, я не буду есть целую неделю? Я могу. Ты только не плачь.

Горький ком перекрывает воздух. Меня оглушает это боль.

— Прости меня, Паша, — рыдаю я, прижав мальца к себе. — Пожалуйста, прости меня.

Я не помнила, как мы добрались до автобусной остановки.

Забежав в сарай, который был не заколочен, Пашка смог достать коробку с дедушкиными вещами — единственная память, к счастью, сохранилась, — и несколько старых вещей.

Вечерело. Становилось невыносимо холодно. Чего я ждала? Не знаю. Наверное автобус, который увезет меня в прекрасное место под названием «Счастливая жизнь», только вот жаль, что билетика я не имела.