Книги

Нерожденный

22
18
20
22
24
26
28
30

– Знаете, господин президент, – негромко сказал Халл Гарри Трумэну, наблюдая за траурной процессией, – последнее желание умирающего должно быть исполнено, особенно если оно во благо Америки.

– Согласен с вами, – так же тихо ответил новый хозяин Белого Дома. – Надо только хорошенько подумать, как это сделать. Эти проклятые «миязаки» – вот в чём проблема.

* * *

Квантунская армия считалась элитным соединением Императорской японкой армии. Служба в её рядах была гарантией впечатляющего карьерного роста – война с Китаем шла то притухая, то вновь разгораясь, а в зоне боевых действий чины и звания растут быстрее, чем в тылу. И нацелена эта армия была на Советский Союз: Китай – это так, закуска перед сытной трапезой. А то, что японское вторжение на территорию СССР (на манер хасанского, только на пару порядков масштабнее) не состоялось, не было результатом самурайской кротости и миролюбия: для жёлтого дракона куда более опасным противником был белоголовый орёл, и воинственные сыны Аматерасу решили сначала ощипать заокеанскую птицу, рассудив, что неуклюжий русский медведь от них не убежит.

В 1942 японская армия победно наступала по всем фронтам, и войск не хватало везде – и на Филиппинах, и в Бирме, и на островах Тихого океана, – а после гавайского поражения генералам божественного Тенно стало как-то не до войны с Россией. Янки, наращивая силы, начали отвоёвывать потерянное, продвигаясь вперёд медленно, но безостановочно, и в такой ситуации открывать ещё и Северный фронт самураям не хотелось, тем более что немцы так и не взяли Сталинград, а летом сорок третьего умылись кровью на Курской дуге. Часть войск из Манчжурии была переброшена для обороны метрополии, однако в распоряжении генерала Ямады, командующего Квантунской армии, оставалось немало сил: тридцать одна пехотная дивизия, одиннадцать пехотных и две танковые бригады, бригада смертников и отдельные части разного назначения. Ямаде подчинялись и войска «союзников»: армия Маньжоу-Го в составе двух пехотных, двух кавалерийских дивизий, двенадцати пехотных бригад и четырёх конных полков, а также монгольская меньцзянская армия «князя» Дэ Вана Дэмчигдонрова из четырёх пехотно-кавалерийских дивизий и прочие вспомогательные формирования. Летом 1945 года генерал Отодзу Ямада в общей сложности имел более миллиона солдат, свыше шести тысяч орудий, тысячу сто танков и около двух тысяч самолётов, а на границах СССР и Монголии были возведены семнадцать укреплённых районов.

Солдаты японской Квантунской армии с трофейными пулемётами

Однако советские войска, усиленные закалёнными в боя дивизиями, переброшенными из Европы, имели значительный численный перевес. В составе трёх фронтов, созданных для разгрома императорской Квантунской армии – Забайкальского, 1-го Дальневосточного и 2-го Дальневосточного, – насчитывалось сто тридцать одна дивизия и сто семнадцать бригад общей численностью более полутора миллиона солдат и офицеров, большая часть которых имела боевой опыт, более двадцати семи тысяч орудий и миномётов, до семисот «катюш», пять тысяч триста танков и почти четыре тысячи боевых самолётов. И численный перевес советских войск усугублялся перевесом качественным. Японские лёгкие и средние танки «Ха-Го» и «Чи-Ха» не шли ни в какое сравнение с «тридцатьчетвёрками» и тяжёлыми «ИСами»; устаревшие японские противотанковые 37– и 47-мм орудия были бессильны даже против советских средних танков, а пушек более крупного калибра в частях Квантунской армии было очень мало. Вдобавок ко всему, многие подразделения генерала Ямады были укомплектованы плохо обученными новобранцами – война на Тихом океане высасывала все резервы империи Ямато.

Замысел советского командования был прост и элегантен: несколькими сходящимися ударами рассечь Квантунскую армию на части, сварить её в огромном котле между Амуром, Уссури и Большим Хинганом, овладеть важнейшими городами Маньчжурии – Харбином, Гирином, Мукденом, – и сбросить уцелевших самураев в море: пусть добираются вплавь до своих гейш и сакур. И сил для этого, по всем прикидкам, было вполне достаточно (даже с учётом того, что вся фронтовая авиация будет парализована японскими излучателями). Но…

Главнокомандующему войсками на Дальнем Востоке

Маршалу Советского Союза Василевскому

В ходе артиллерийской подготовки было отмечено чрезмерно большое количество неразрывов артиллерийских снарядов и реактивных мин, выпущенных по позициям противника. Вдоль всей линии фронта выявлены обширные (протяжённостью несколько десятков километров) так называемые «зоны молчания», где количество неразорвавшихся снарядов достигало ста процентов.

(из боевого донесения командующего 1-м Дальневосточным фронтом маршала Мерецкова)

Неоднократные атаки, предпринятые после окончания артиллерийской подготовки, успеха не имели: огневые средства противника не были подавлены, атаки были встречены плотным пулемётным огнём, что привело к значительным потерям.

(из боевого донесения командующего 2-м Дальневосточным фронтом генерала армии Пуркаева)

Использование в ходе боевых действий бронетанковых соединений было существенно ограничено неожиданными и массовыми отказами двигателей: танки не имели возможности продвигаться вперёд.

(из боевого донесения командующего Забайкальским фронтом маршала Малиновского)

…Наступление советских войск в Маньчжурии захлебнулось – точнее, оно завязло в зыбкой трясине непонятно чего, окружавшего японские укреплённые позиции. Кое-где советским войскам удалось вклиниться в оборону противника на несколько километров[65], но это было совсем не тот успех, которого ждали в Москве. Но и японские войска, отбив все атаки, не перешли в контрнаступление: для победы в рукопашном бою у самураев не было необходимого численного перевеса, а при снятии поля немедленно сказывалось огневое превосходство советских войск: организовать на суше эффективное «прерывистое» ведение огня оказалось куда сложней, чем на море.

В полосе наступления Забайкальского фронта имели место конные стычки цириков монгольского маршала Чойбалсана и нукеров князя Дэмчигдонрова, всласть помахавших саблями, – баргутам и чахарам, рубившимся с обеих сторон, это очень даже понравилось, – но на общий ход боевых действий эти стычки практически не повлияли.

В начале августа (после двухнедельных боёв на сопках Маньчжурии, закончившихся вничью) фронт замер: ни та, ни другая сторона не смогла одержать решительную победу. Но любое равновесие, как известно, явление временное…

* * *

ППШ – хорошая машинка, особенно в руках умелых: таких, например, как у сержанта Клюева, отломавшего четыре года страшной войны и прошедшего под пулями от Вязьмы до Москвы, а потом от Москвы до Берлина. Но перед вылетом на боевое задание десантуру перевооружили самозарядными винтовками Токарева, и это было странным – от добра добра не ищут. «Длинновата кочерга, йомтыть, – ворчали бойцы, – автомат – оно сподручнее». Конец кривотолкам положило разъяснение командования: мол, японцы используют что-то такое, от чего огнестрел перестаёт работать – остаётся только штыком пырять. А к ППШ, в отличие от старой доброй «мосинки» или той же СВТ, штык не прислюнишь, вот в чём дело. Клюев не очень верил в эти сказки – ну как такое может быть? – однако разумный солдат тем и отличается от неразумного, что с начальством не спорит: бывают случаи, когда начальство не ошибается. А СВТ – а что СВТ? Очень даже неплохой смертоубийственный инструмент, а в штыковой так и вообще. Прыгать с ней с парашютом, конечно, не так удобно, как с ППШ, но приноровиться можно: человек – он ко всему приспосабливается.

Прыгать не пришлось – их перебросили в Харбин на десантных планерах. И сразу же солдаты крылатой пехоты оказались в гуще боев, бестолковых и беспорядочных. Самураи стреляли отовсюду – и из убогих китайских фанз, и из каменных домов вполне европейского типа, – и как-то не замечалось, чтобы пальбе японских «арисак» хоть что-то мешало. И СВТ десантников работали как положено: до поры до времени.

Это случилось вскоре после того, как отделение Клюева крепко сцепилось с японцами среди полуразрушенных и лениво коптящих домов центральной части города. На мостовую в нескольких шагах от сержанта шлёпнулась японская ручная граната на деревянной ручке, очень похожая на немецкую «колотушку», закрутилась, и… не взорвалась: бывает. Клюев вскинул винтовку, целясь в спину убегающего японца-гранатомётчика. Щелчок. Осечка.

Сержант привычно передёрнул затвор, выбрасывая «гнилой» патрон. Щелчок. Осечка. Японец завернул за угол дома и скрылся из глаз, а Клюев каким-то нутряным чувством вдруг понял, что две осечки подряд – это не случайно, и что рассказы о «мареве», которое якобы напускают японцы (так окрестили солдаты дальневосточных фронтов непонятное нечто, уже неоднократно проявившееся в ходе боёв), – это не сказки. А потом из-за угла дома, куда убежал японец, с лязгом вывернулась странная и громоздкая гусеничная машина.

Она представляла собой танковое шасси без башни, на котором возвышалась какая-то непонятная конструкция, похожая на диковинную пушку. Машина надрывно рычала, за ней тянулся густой шлейф отработанных газов – мотор «танка» работал с предельной нагрузкой, хотя двигался этот танк чуть быстрее черепахи. Все эти подробности запечатлелись в мозгу сержанта Клюева за какие-то доли секунды, а затем размышлять и анализировать стало уже некогда: за машиной толпой бежали японцы, сверкая примкнутыми штыками, а впереди них широким шагом шёл офицер с самурайским мечом в руках. Однако главное сержант понять успел: перед ним та самая японская диковинка, за которой десантников и послали в тыл противника, и за захват которой «виновнику торжества» полагалась присвоение звания Героя Советского Союза. И всплыло в сознании Клюева услышанное на инструктаже.