— Но это же насилие, — растерялась я, — это же…
— Вчера у одной бабы сотрясение мозга диагностировали и три ребра сломанных, — вступил в разговор другой полицейский, — вот это насилие. И то непонятно, как доказать, что это именно муж сделал. А вы с жиру беситесь, дамочка.
Идите домой. Ну или к маме там, к подруге. А с мужем, может, помиритесь еще.
Наверное, просто довели его, вот и психанул. С кем не бывает.
— С кем не бывает, — эхом повторила я и, не прощаясь, вышла. Из кабинета, из отделения. Вышла и пошла. Под ногами чавкала каша из грязи, в которую превратился вчерашний снег. Вчерашняя Лера тоже превратилась в какое-то месиво, в котором с трудом можно было угадать ее прежние черты. Я не знала, кто я. Просто шла и шла, куда глаза глядят. Не замечала, что мерзну, не замечала, что плачу. А потом села в какой-то трамвай, спасаясь от внезапного дождя, и куда-то долго-долго ехала. По оконному стеклу бежали капли, я выбирала две самые крупные и смотрела, кто из них победит в гонке и первой доберется до края окна. Когда побеждала правая, я расстраивалась, потому что болела за левую. А когда побеждала левая — радовалась.
А потом трамвай приехал на конечную, и я вышла вместе со всеми, совершенно не узнавая мест вокруг. Я была где-то. Я была нигде.
На скамейке было мокро и холодно сидеть, но я больше не хотела никуда идти — устала. И ехать тоже никуда не хотела — мне было страшно уехать еще дальше, чем я была сейчас. И тогда я вдруг вспомнила про телефон.
На нем было два пропущенных от Саши. И десять от Ника.
Я не хотела его впутывать, это было бы подло и эгоистично, но у меня не было сил. Я больше не могла.
Трубку взяли сразу после первого гудка, и я стала быстро говорить, захлебываясь в собственных словах:
— Ник, это я. Забери меня. Забери меня, пожалуйста.
Глава 16. Человеку нужен человек
Я не успел.
Когда я утром вернулся к дому Лериной сестры, то увидел только, как Нереальная садится в ненавистную черную машину. И уезжает. С мужем. Меня она даже не заметила.
Я плюхнулся на мокрую скамейку у подъезда и растерянно закурил. Блядь, Нереальная, ну почему? Я же вижу, что ты там несчастлива, зачем ты опять прешься туда, где тебя ломают, подгоняя под какой-то среднестатистический идеал?
Неужели я слишком сильно вчера на нее надавил, и она испугалась, метнувшись обратно в безопасный мирок их типа семьи? Херня какая-то. Вроде наоборот пытался аккуратно: не требовал ничего, не обещал, ушел, как только попросила. Хотя сделать это было пиздец как сложно: стояло у меня так, будто мне снова четырнадцать. И, главное, головой-то я понимал, как это сейчас неуместно: Лера переживает, она еще ничего не решила, мне нельзя на нее давить, нужно осторожно разговаривать…
Но, к сожалению, член довольно примитивное существо. Он не может мне сказать: «Окей, приятель, я тут полежу спокойно и подожду, пока ты там, наверху, разберешься. Зови, как все решите».
Нифига. От одного крышесносного Лериного запаха у меня вставало сразу, сильно и до боли. И когда она ко мне льнула, мягко постанывая и отвечая на поцелуй, я едва мог себя контролировать. Хотелось, как в каменном веке: перекинуть ее через плечо и утащить в свою пещеру. Но чертов мозг, который мы отрастили за время эволюции, не давал так сделать. И я отступил, дал подумать, ушел… А по факту проебал. Нельзя было уезжать, надо было ночевать тут на лавочке, надо было на километр не подпускать к ней этого мудака, за которого она зачем-то вышла замуж.
Я набрал ее номер. Сбросила. Что ж, следовало ожидать. Вряд ли она будет мне отвечать при муже.
Я написал сообщение, но она его не прочла. Что ж, тоже вполне понятно.