Сексуальные сценарии

Сексуальная свобода повлекла за собой спрос на приспособления для секса. Если в Версале были деревянные дилдо, то в 1660-х годах (опять же, спасибо Карлу II) из Италии привезли дилдо, которые вместе с первыми презервативами покупали и использовали знатные придворные дамы. Первоначально центром производства фаллоимитаторов была Венеция. Пьетро Аретино в «Раджионаменти[148]» описывал множество стеклянных фаллоимитаторов, сделанных на острове Мурано. Интересно, что стеклянные фаллоимитаторы имели отверстие для наполнения его теплой жидкостью. А во Франции был найден фаллоимитатор из слоновой кости XVII века с поршнем, который можно было использовать для имитации эякуляции. Томас Нэш[149] в 1592 году в книге The Choice of Valentines[150] пишет о стеклянном фаллоимитаторе, который можно наполнить молоком или водой и «разбрызгивать» во время использования. К концу XVII века упоминания эякулирующих фаллоимитаторов почти не встречаются, и тогда же доминировать в торговле фаллоимитаторами начинает Франция. Баллада Джона Уилмота, второго графа Рочестера, Signior Dildo[151], написанная в 1674 году, описывает фаллоимитатор как кожаное изделие. При этом были и другие модели – например, из воска, о чем свидетельствует поэма 1706 года Dildoides[152]. Вдохновением для поэмы, кстати, стал реальный случай: в 1672 году в Англии была уничтожена партия французских фаллоимитаторов.

У маркиза де Сада в «Джульетте» фаллоимитаторы используются в качестве страпонов, но есть одно описание автоматического механизма: за счет, видимо, какой-то пружины фаллоимитатор эякулировал каждые 15 минут. Опять же, наполнялись они, как правило, теплой водой или молоком. Но каким образом происходила эякуляция? В «Мемуарах женщины для утех» Джона Клеланда все описано: женщина, получив фаллоимитатор, просила служанку сделать ей инъекцию в момент «восторга». Не будем вдаваться в фантазии о помощи служанки для проведения «инъекций» – нам больше интересен сам механизм, который предполагал помощь второго человека. Получается, что использование такого рода фаллоимитаторов могло быть совместным – до появления пружинного механизма. Фрэнсис Гроуз в «Классическом словаре вульгарного языка» 1785 года писал, что фаллоимитаторы использовались монахинями, ученицами пансионов и теми, кто боялся беременности или был обязан соблюдать целибат.

Ремарка о монастырях: это не только место, где женщины искали свой путь к Богу. Например, в монастырь могли отправить дочь, которую не получилось выдать замуж, так как судьба монахини казалась предпочтительнее жизни незамужней женщины. Или, например, родители просто не могли позволить себе выдать дочь замуж – не хватало приданого. Также причиной могло быть психическое расстройство или бунтарское поведение – в общем, вариантов много. К тому же качественные фаллоимитаторы с поршнем для эякуляции стоили больших денег.

Может возникнуть один логичный вопрос: зачем кому-то покупать фаллоимитатор, цель которого – просто имитировать эякуляцию? Вполне возможно, что эякуляцию считали особенно эротичной. Также нужно учитывать табуированность женской телесности и женского удовольствия, из-за которой женщина не могла воспринимать свое удовольствие в отрыве от удовольствия мужчины. Использование фаллоимитаторов позволяло, с одной стороны, защитить себя от возможных опасностей в виде нежелательной беременности или заболевания, а с другой – преодолеть определенные запреты, пройдя через табуированный половой акт и реализовать общепринятый сексуальный сценарий.

В XVIII веке фаллоимитаторы ассоциировались с крайней чувственностью и высоко ценились в Англии, в которой были даже особые магазины для их продажи: историки пишут о магазине некой миссис Филлипс на Лестер-сквер, в Лондоне.

В отличие от Парижа, где фаллоимитаторы продавались в частном порядке, в Англии доступ к ним осуществлялся почти свободно. Иван Блох[153] утверждал, что среди них в середине XIX века были даже фаллоимитаторы из индийского каучука, а также «интересные» экземпляры двойных фаллоимитаторов, которые могли использоваться сразу двумя людьми.

Презервативы были крайне неудобными: их делали из овечьих кишок или мочевого пузыря, а закреплялись они красной лентой, завязывавшейся вокруг мошонки. Мадам де Севилье называла их «броней против наслаждения» – очевидно, что такие презервативы были не самым любимым атрибутом соития.

Конечно, к XVIII веку появились и народные средства – знания об абортивных средствах не только пережили несколько столетий, но и стали более доступными. В XVII веке в кулинарных книгах появились зашифрованные рецепты[154]. Вот, например, Ханна Вулли публиковала советы по ведению домашнего хозяйства и рецепты – казалось бы, ничего примечательного, однако между рецептами можно было обнаружить советы деликатного характера – способы аборта или стимуляции менструации. Факт включения подобного «рецепта» в книгу позволяет убедиться, что аборты (и их последствия) считались распространенной женской проблемой. В XVII веке женщина формально не считалась беременной до первых заметных признаков шевеления плода, поэтому к аборту можно было прибегнуть, не афишируя свое положение. Но Ханна Вулли и ее советы не новшество. Растений с абортивным действием в то время знали множество, и информация об их свойствах была общедоступна. Ингредиенты для приготовления состава продавались в аптеке или даже росли в садах.

Лондон и Париж во второй половине XVIII века были единственными городами в Европе, где презервативы использовались в профилактических целях, а также открыто рекламировались и продавались. В магазине уже упомянутой миссис Филлипс презервативы тоже были в продаже: Ричард Гордон в «Тревожной истории медицины» писал, что в ассортименте имелись даже ароматизированные экземпляры. Они были вручную созданы владелицей с помощью стеклянных форм и в длину составляли 8 дюймов (около 20,3 см).

Из Франции поступала порнографическая литература, и, хотя в Англии и прежде существовала своя эротическая поэзия, расцвет порнографии пришелся, опять же, на конец 70-х – начало 80-х годов XVII века, то есть на окончание правления Карла II. Эротические памфлеты имели тесную связь с политикой и в Англии, и во Франции, потому что осуждали действия монархов, их сексуальную жизнь и распутство придворных. Двор в них представал центром сексуального разврата и средоточием морального падения.

Основным источником порнографии «для всех» стала пресса. В ней можно было найти и рассказы об импотенции какого-нибудь аристократа, и материал о похождениях его жены. Печатались протоколы судебных заседаний и отчеты о судебных процессах по делам о сексуальных домогательствах. Собрание признаний, данных сексуальными преступниками тюремному священнику, было издано под названием The Ordinary of Newgate, His Account of the Behavior Confession, and Dying Words of the Malefactors Who Were Executed at Tyburn[155]. Но ничто не могло сравниться с материалами издателей с Граб-стрит: они крали чужие записи, легкой рукой приукрашивали судебные процессы парой пикантных подробностей – в общем, делали все, чтобы заработать.

Так, в 1714 году Эдмунд Кёрл написал свое главное произведение – отчет о французском судебном процессе в двух томах, рассказывавший о том, как жена-аристократка добивалась развода из-за неспособности супруга исполнять свои непосредственные обязанности вследствие импотенции. В этом издании были и «медицинские заключения», и специальные разделы о девственности, и «примеры естественной импотенции». В общем, информация на любой вкус и цвет. А за шесть лет до этого, в 1708 году, он издал книгу The Charitable Surgeon[156], в которой предлагал лекарство от «венерической чумы» – и продавал его прямо в своем книжном магазине. Удобно!

Кёрл пошел дальше и выпустил сборник английских судебных отчетов об импотенции и сексуальных извращениях (в том числе судебные материалы дела известного педераста и насильника предшествовавшего столетия – графа Каслхейвена[157]).

Особо отметившаяся книга в английской порнографии – «Мемуары женщины для утех» Джона Клеланда. Более того, эта книга даже была признана не оскорблявшей приличия. К 1770-м порнография стала модной, особенно в части использования гравюр. На обложке невероятно известного произведения Trial for Adultery: Or, the History of Divorces. Being Select Trials at Doctors Commons, for Adultery, Cruelty, Impotence, etc.[158] читателя уверяли, что его ждет полная история частной жизни, интриг и любовных похождений. С 1773 года издание The Covent-Garden Journal[159] опубликовало провокационные истории и размещало рекламу проституток и борделей с указанием цен (полгинеи за ночь со жрицей любви). С 1795 года издавался журнал The Ranger’s Magazine, or the Man of Fashion’s Companion[160], который позиционировал себя как журнал, публиковавший списки проституток, пикантные подробности судебных процессов по обвинению в супружеской измене или соблазнении и прочие распутные истории. За несколько лет до этого началась публикация «Списка дам Ковент-Гарден», ежегодного справочника девушек по вызову с ценами, фирменными услугами и описаниями внешности с особой анатомической точностью.

В 80-х годах XVIII века произошел известный скандал, также широко освещавшийся в прессе. Сэр Ричард Уорсли[161] подал иск на 20 тыс. фунтов стерлингов против одного из любовников его жены, Джорджа М. Биссета. Уорсли выиграл дело, но как… Присяжные ему не сочувствовали, а потому и выиграл он всего один шиллинг. Все улики были против него: муж любил демонстрировать свою раздетую жену[162] друзьям, в том числе и тому самому любовнику, против которого он подал иск. Также сэр Ричард Уорсли поощрял подглядывать за его женой в ванной через трещину в стене. Описания процесса были настолько подробными, что повлекли за собой графические иллюстрации.

Для французской порнографической литературы переломным моментом стал 1857 год. Гюстав Флобер отвечал перед судом за «Госпожу Бовари», а Шарль Бодлер – за «Цветы зла». Как результат, у Флобера – строгое предупреждение, у Бодлера – удаление нескольких стихов из сборника. В рамках процесса по «Госпоже Бовари» ключевым было отсутствие явных, подробных описаний половых актов. Однако же роман описывал моральную слабость женщин, и именно женщина, в первую очередь незамужняя девушка, была основным читателем романа. Пример Эммы Бовари, как рассуждало обвинение, мог подтолкнуть женщин к греховному поведению. В романе не было персонажей, которые бы убедительно доказывали мысль, что супружеская измена неправильна. Адвокат Флобера говорил, что автор изобразил порок, чтобы показать его в плохом свете, заставить читателя увидеть его недопустимым. В конце концов Флобера оправдали, а публикацию книги разрешили. Судебный процесс сделал его знаменитым. В случае с Бодлером дело обстояло иначе: считалось, что поэзию во Франции середины XIX века читали в основном мужчины, а их моральный дух было сложнее сломить, и по этой причине его нельзя было обвинить в осквернении нежной женской души. Как результат, шесть наиболее эротизированных стихотворений Бодлера были запрещены. На самом деле было бы опрометчиво верить, что в середине XIX века во Франции цензоры пропустят стихотворение À celle qui est trop gaie (Тому, кто слишком весел), в котором поэт угрожает капнуть яд на половые губы.