Отец снова кивнул, не найдя ответа.

– Ну, что ты киваешь? Что киваешь? – возмутилась мать.

– Вот что, мать! – сказал Фенькин решительно, – я поперек счастья Тимке становиться не буду. Он и так с нами почти не общается, смотрит на нас волком. Не видишь что ли? Любит он эту стерву, любит. Так что надо свое «нравится – не нравится» подальше засунуть и сыну помочь всем.

Через месяц две большие комнаты в коммуналке на Литейном преобразовались в однокомнатную квартиру на Бассейной. Холостой, а потому без права голоса, дядька- приживальщик съехал в Комарово, а Тим и Софья перебрались в новое жилье. Свадьбу сыграли студенческую: много подкрашенного спирта и плодово-ягодного вина, сосиски в тесте, куриные окорочка на костре, крепкие осенние яблоки и груши из комаровского сада, катание на лодках по Финскому заливу. Невеста в платье напрокат, жених в новом, почти картонном костюме. Подаренный на свадьбу фотоаппарат «Сони» сделал первые бессмертные кадры. Уже потом, пытаясь возродить мгновения счастья, Тим гладил глянцевые отпечатки, но они не откликались и не отдавали ничего. Пустые, аляповатые, безмолвные.

Подружки поговаривали, что Софья выскочила замуж за Оржицкого по залету, а иначе чем было объяснить её выбор? Встречалась-встречалась с каким-то лысым папиком, катавшим ее на «Вольво», возившим на сочинский курорт, а потом взяла и выскочила за Оржицкого на пятом курсе. Парень, конечно, неплохой, и добивался ее долго, но…

Тем не менее, скороспелый брак был бездетным. Если Тим и печалился по этому поводу, то Софья детей не хотела. Она активно приводила квартиру на Бассейной в «надлежащий вид». Появилась турецкая тюль на окнах, роскошный угловой диван невообразимого голубого цвета, кухня «под дуб». В углу комнаты Тиму обустроили рабочее место. Он сваливал на стол стопки ученических тетрадей, планов и методичек, проверяя ночами сочинения. Оржицкий не любил засиживаться в учительской, не брал часы классного руководства и другой внеаудиторной нагрузки. «К жене бежит, караулит», – перешептывались его коллеги из сто восемнадцатой школы.

– Софья, отчего же диван голубой? – с неудовольствием спрашивала мать, пришедшая полюбоваться на семейное гнездышко Оржицких.

– Чтобы не как у всех, – просто ответила Софья, – это ваше совковское пристрастие к бежевому и коричневому меня просто убивает. Пространство должно быть светлым, а заполнять его нужно новыми, яркими вещами, дарящими радость.

– На всё деньги нужны, – покачала головой мать, не решаясь спросить, на какие доходы живут Оржицкие.

– Деньги нынче под ногами валяются, – усмехнулась Софа и поправила волосы, высветленные у кончиков и затемненные у корней, – надо только уметь подбирать.

– Я не научилась, – вздохнула мать.

– Тим тоже не научился, а знаешь, если бы он не был таким лопухом, мы бы жили совсем иначе. У него есть такие уникальные способности, за которые иные жизнь отдадут.

Софья внезапно рассказала матери о том, как Тим делает какие-то странные таблетки, невидимые, но излечивающие любые болезни. Зависит, конечно, от степени запущенности этой хвори, но в целом для него нет ничего недостижимого. И она, Софья, никак не уговорит поставить его талант на коммерческие рельсы! Мать качала головой и не верила.

– Ему не в школе надо работать, тратить на это быдло жизнь свою! Он мог бы такие деньги поднимать… Но упрямый, как осёл, просто не знаю, что с ним и делать, – сетовала Софья.

Тибетская заварочная чашка в ее руках крутилась, отбрасывая легкую тень на белую стену. Мать посмотрела на эту безделушку. Даже она стоила приличных денег, как ей думалось.

– Вы ссоритесь? – спросила она Софью.

– Сама посуди, как не ссориться, он же сопротивляется, сам своего счастья не понимает.

– А ты понимаешь? – тихо спросила мать.

– Ты на чьей стороне? – удивленно спросила Софья, – я тебе дочь или кто? Почему вы все восхищаетесь Тимом? И друзья, и подруги, и коллеги, и соседи. Да и ты с папой? А вы бы попробовали пожить с таким лопухом. Всё для людей, лишь бы им хорошо было, лишь бы никто не ссорился, лишь бы без конфликта. Надо? Сделаю! Бесплатно? Конечно! Еще и сам заплачу, еще и извинюсь триста раз! Вам рубашку последнюю? Нате, у Тима есть! Вам лекарство для старушки? А вот оно!

Софья распалялась, она уже не выбирала выражений.