В десять часов были собраны врачи и средний медперсонал санбата. Клименко сделал очередную политинформацию, то есть прочитал сообщение Совинформбюро о положении на фронтах и прокомментировал их. Хотя он и старался смягчить сообщаемые сведения и больше останавливался на изложении подвигов того или иного бойца подразделения, описываемого в газете, большинство слушателей понимали, что дела на фронте ухудшаются, наши войска почему-то беспрерывно отступают, оставляя один город за другим. В предыдущий день было оставлено много городов: уже пал Смоленск, фашисты захватили почти всю Прибалтику, большую часть Белоруссии, Западную Украину… Хотя части Красной армии в городе Таллине мужественно сопротивлялись, чувствовалось, что и его дни сочтены. Однако продвижение фашистов непосредственно к Ленинграду с запада и юго-запада временно прекратилось. Многие начали гадать, куда же будет направлена 65-я cтрелковая дивизия. Этот вопрос опять повис в воздухе.

Дивизия продолжала находиться вблизи города Гатчины, и чтобы не терять времени даром, во всех её подразделениях возобновились усиленные занятия. После некоторого размышления Лев Давыдович Сангородский в конце концов решил, что не может быть такого, чтобы в распоряжении командования медсанбата не имелось каких-нибудь новых, последних инструкций по организации его медицинской работы. Используя свои хорошие отношения с политруком роты Клименко, он через него попытался что-нибудь вызнать у командира батальона.

Дело в том, что командир медсанбата Краснопеев, а затем и присоединившийся к нему комиссар Барабешкин, всё ещё продолжали уединяться в своей «личной» санитарной машине и предаваться невоздержанным возлияниям спиртного, которое беззастенчиво требовали из аптеки. Как оказалось, вместе с медикаментами ими было получено довольно большое количество коньяка и вин, предназначавшихся для проведения противошоковых мероприятий. Вследствие того, что Краснопеев почти всё время находился в состоянии недостаточно вменяемом, службы медсанбата действовали самостоятельно, кому как вздумается. Медицинская рота, получив наконец временную инструкцию по обработке ран в полевых условиях, а она, оказывается, была у Краснопеева ещё в Софрине, принялась за её изучение. Госпитальная рота во главе со своим командиром предпочитала отдыхать. Бойцы санвзвода, взвода охраны и шофёры занимались строевой подготовкой под руководством начальника штаба батальона лейтенанта Скуратова, остальные службы помаленьку исполняли свои обязанности: повара стряпали, хозяйственники подсчитывали и переупаковывали полученное имущество, тем же занимались работники аптеки.

Кстати, палатка ДПМ, выгруженная из машины, захваченной комбатом, так и продолжала лежать беспризорной, место для неё пока не нашлось. Она представляла собой брезентовое сооружение шириной около шести метров и длиной около двенадцати, с высотой стенок — два метра и коньком крыши — четыре метра. Как-то эта палатка попалась на глаза Борису, и он, подойдя к Сангородскому, спросил:

— Товарищ командир роты, вон там свёрнутая палатка лежит. Наверно, в недалёком будущем нам придётся в таких палатках работать, а я, честное слово, понятия не имею, как её нужно ставить.

— А вы думаете, я имею? — ответил Сангородский.

— Ну, то, что мы не знаем, ещё полбеды, а вот знают ли санитары? — засомневался Алёшкин.

— А в самом деле, сейчас выясним. Товарищ Красавин, — окликнул Лев Давыдович проходившего мимо старшину своей роты.

Тот, как дисциплинированный строевик, подбежал на зов, остановился в нескольких шагах и отрапортовал:

— Товарищ командир роты, по вашему вызову старшина Красавин прибыл!

— Хорошо, хорошо, — вяло махнул рукой Сангородский, — стойте вольно. Вы вот что скажите, вы когда-нибудь палатку ДПМ развёртывали, ставили её?

— Не-е-т, — протянул смущённо Красавин, — не приходилось!

— А кто-нибудь из санитаров умеет с ней обращаться?

— Не знаю… Вряд ли.

— Тогда после обеда соберите всех санитаров, медсестёр и врачей нашей роты, попробуем поставить палатку, всё равно она пока без дела лежит.

— Слушаюсь, товарищ командир, — ответил Красавин.

— Да-а, — задумчиво сказал Лев Давыдович, — с такой подготовкой мы чёрт знает что можем натворить! И что же это Исаченко смотрит? Как будто мужик он неглупый… А ведь наши-то «отцы-командиры» совсем того…

Алёшкин благоразумно промолчал.