Оказалось, что склад этот находился в самом центре города, рядом с так называемой Графской, а теперь Комсомольской пристанью, расположенной на берегу бухты Золотой Рог, чуть ниже кинотеатра «Арс». Здесь было несколько железнодорожных путей и тупиков, подходящих к разным пакгаузам и причалам торгового порта, а одна линия шла вдоль всего берега бухты, огибая её так, что с городского берега переходила на мыс Чуркин, где тоже имелись различные причалы и торговые склады.
Шагах в двухстах от Комсомольской пристани по направлению к углу бухты, а точнее, к Дальзаводу, и располагался лесной склад лесопромышленника Бородина, часть территории которого арендовал Дальгосрыбтрест. До прихода на Дальний Восток советской власти Бородин имел несколько лесопильных заводов, располагавшихся по линии железной дороги от Хабаровска до Владивостока на наиболее крупных станциях. Хищнически вырубая леса, окружавшие эти станции и находившиеся при них сёла и городки, он заготавливал пиломатериалы в огромных количествах. Большая часть этих материалов продавалась за границу, преимущественно японцам, их подвозили железнодорожными вагонами в торговый порт и производили погрузку на пароходы прямо из вагонов.
Небольшую часть леса, главным образом, из отбракованного японцами, он продавал в городе для нужд местного населения, и барыши от этой торговли имел порядочные: Владивосток, город молодой, всё время вёл строительство жилья, лес Бородина расходился по хорошей цене и быстро.
После октября 1922 года, когда последнее буржуазное правительство на Дальнем Востоке было ликвидировано, а интервенты убрались восвояси, Бородин лишился почти всех своих заводов и права на торговлю за границу. У него значительно сократилась возможность сбывать лес и на внутреннем рынке. Однако территория склада, арендованная им у города на несколько лет вперёд, ещё оставалась за ним. Горсовет, учитывая существование НЭПа, не решился сразу отобрать у Бородина склад, а лишь повысил плату за аренду, и, в соответствии с законами РСФСР, увеличил размер налога на частную торговлю. Пока Бородин с этими условиями соглашался и продолжал иметь со своего маленького заводика, оставленного ему на станции Бикин, некоторое количество пиломатериалов, а торговал ими с этого склада. Но территория склада была для него теперь велика – половина его пустовала, и потому он с радостью согласился отдать большую часть в аренду Дальгосрыбтресту. Пользуясь неопытностью, а может быть, и недобросовестностью некоторых работников треста, Бородин сумел содрать такую плату, которая полностью покрывала всё, что он платил за весь склад горсовету.
По дороге Николай Фёдорович Антонов объяснил Алёшкину, что ему предстоит не только принимать и отправлять полученный лес, но фактически и заведовать той частью помещения, которая трестом арендована. Основными материалами на складе будут доски различной толщины, дощечки для изготовления ящиков и клёпка для изготовления бочек. Весь материал будет поступать по железной дороге, и важно разгружать вагоны своевременно, иначе придётся платить за простой, что вызовет неприятности.
Взаимоотношения с железной дорогой Борису были хорошо известны ещё по работе в Новонежине, и он знал, как в этом случае следует поступать. Правда, там ему приходилось следить за своевременностью погрузки, а здесь дело обстояло наоборот, но это его не пугало. «Главное, были бы грузчики», – подумал он и задал по этому поводу вопрос Антонову. Тот ответил, что до сих пор работа по разгрузке начавших уже поступать материалов, по особой договорённости, производилась десятником Бородина с использованием грузчиков-китайцев, работавших на этом складе уже несколько лет. В связи с сокращением объёма работ Бородин рассчитал этого десятника, в тресте тот работать не согласился, грузчики тоже могли куда-нибудь перейти, так как их заработки упали. Выдавать же лес, заявил Антонов, Борису придётся по нарядам коммерческого отдела разным кустарным артелям, изготовлявшим (по заключаемым с ними договорам) бочки и ящики для продукции Дальгосрыбтреста. О погрузке материалов для них Борису беспокоиться не нужно, это их забота, ну а отправку досок на рыбные промыслы и на заводы, проводившуюся морем на китайских шаландах, специально нанимаемых для этого трестом, ему придётся осуществлять с помощью тех же грузчиков, которые будут работать и на разгрузке.
Рассказал Антонов также и о том, что расчёты с грузчиками Борису придётся производить самому, для чего он по специальным чекам будет получать из банка необходимые авансы. Расчётами с мастерскими будет заниматься бухгалтерия коммерческого отдела (оказывается, была и такая), от Бориса потребуется только выдача квитанций на принятые изделия.
Всё услышанное Алёшкиным от Антонова не очень его взволновало, он не испугался объёма работ и полагал, что сумеет справиться.
Когда они пришли на склад, то первое, что бросилось Борису в глаза, была путаница, созданная при хранении: материалы треста и материалы Бородина лежали вперемешку: рядом со штабелем досок, принадлежавших тресту, лежал штабель досок, принадлежавших Бородину. Новый работник уже был достаточно опытным, чтобы понять, что при таком складировании возможны самые различные злоупотребления, поэтому, принимая лес от уходящего десятника, он потребовал, чтобы склад был чётко разграничен и даже разгорожен колючей проволокой, мотки которой он обнаружил тут же, в довольно большом сарае, предназначенном для хранения наиболее ценных пород и в настоящее время пустовавшем.
Антонов, понимая справедливость этого требования, согласился с ним, и несмотря на протесты и десятника-приказчика, и самого Бородина, это требование поддержал, уточнив, что расходы по перегораживанию территории склада, как и переноску материалов, трест возьмёт на себя. Борис же согласился на то, чтобы в случае, если материалы треста и материалы Бородина (одинаковой стоимости и количества) окажутся на чужих участках, обменять их без переноски.
Так в дальнейшем и поступили. На приведение содержимого склада в относительный порядок потребовалось три дня, но зато потом территория его была чётко разграничена, и в каждой половине находился лес того, кому он принадлежал.
Забежав немного вперёд, надо сказать, что на части Бородина количество леса всё время уменьшалось, так как проводить прежним хищническим способом заготовку его он не мог, завод его часто простаивал, и поступления на склад были очень ограничены.
Склад со всех четырёх сторон ограничивался высоким деревянным забором. На стороне, обращенной к бухте, имелись большие ворота, около которых стоял небольшой деревянный домик, выходивший своим фасадом в сторону бухты и железнодорожных путей, а большей своей частью находившийся на территории склада. В этом доме было 4 комнаты, узкий тёмный коридорчик, маленькая кухонька и довольно просторные сени. Там имелось электрическое освещение и тёплая уборная. Воду приходилось носить из водопроводной колонки, находившейся от склада на расстоянии 50–60 шагов. Отопление в доме было печное.
Самая лучшая комната, выходившая большим венецианским окном на улицу, и другим – поменьше на двор, занимавшая целый угол дома, служила кабинетом хозяину склада. Вторая проходная комната, единственное окно которой выходило к бухте, была предоставлена в распоряжение Дальгосрыбтреста, там и стоял стол, за которым работал Алёшкин. Рядом находилась маленькая (6 квадратных метров) комната без окон, в ней раньше иногда ночевал десятник Бородина. Остальную часть дома, обращённую окнами на склад, занимала канцелярия склада, коридор и кухня.
В канцелярии стояли пять или шесть письменных столов. Когда Антонов и Алёшкин явились на склад, столы пустовали, занят был лишь один, за которым сидел старичок с длинной седой бородой, что-то энергично считавший на старых счётах. Этот старичок и представлял всю некогда большую канцелярию конторы Бородина, он вёл бухгалтерские книги, производил расчёты с грузчиками, он же и продавал лес. Сам Бородин находился почти постоянно в разъездах по области, организуя в допустимых пределах заготовку леса и заключая договоры на его продажу. Между прочим, одним из основных покупателей его досок была Владивостокская контора Дальлеса.
Старичок этот оказался очень приветливым и словоохотливым человеком. Он охотно рассказал всё, что ему было известно о фирме Бородина, сообщил, что он трудился в конторе с конца прошлого века, когда делом заправлял ещё отец теперешнего хозяина, что здесь ранее служило до десятка человек, что он тогда был главным бухгалтером и вот теперь остался её единственным служащим. Честно рассказал Алексей Васильевич Соболев, так звали этого старичка, и о том, что дела фирмы идут под гору и что он боится на старости лет остаться без работы и, следовательно, без куска хлеба. Антонов его утешил, сказав, что сейчас, когда во Владивостоке появляется так много новых учреждений, человека с его опытом на работу возьмут всегда.
После окончания формальностей с приёмкой склада и получения Борисом спецодежды – отличного полушубка, валенок, шапки и рукавиц, перед ним встал новый, очень важный, с его точки зрения, вопрос о жилье.
До сих пор, по протекции Анны Николаевны, у которой оказались знакомые в городском отделе народного образования, Борис жил в общежитии для приезжавших в командировки учителей. Но это общежитие его никак не устраивало теперь, когда он уже окончательно и, как он полагал, прочно устроился на работу.
Увидев, как толково Борис берётся за дело, и доложив об этом начальству, Антонов потом в разговоре упомянул, что Черняховский остался очень доволен действиями этого мальчишки, как он продолжал называть Бориса. Теперь Алёшкин уже серьёзно задумался над тем, как ему перевезти в город Катю.
О том, чтобы поселиться в общежитии учителей, нечего было и думать: его и самого-то уже несколько раз спрашивала заведующая общежитием, когда он от них переедет, там жили обычно 2–3 дня, а Борис находился уже более недели. Значит, нужно было искать квартиру. Во Владивостоке уже и в то время с жильём было непросто: нового строительства жилья почти не велось, а в связи с открытием новых учреждений в город понаехало очень много людей и из области, и из края, и даже из центра страны.