Я поняла, что если не смогу, то меня понесут на руках. Это странным образом мотивировало изобразить умирающую лебедь, но с минутной слабостью я справилась — хоть и не без помощи Хемайон, с готовностью подхватившей меня под локоть. Фасулаки недовольно дернул бровью, но ничего не сказал и отвернулся к земляной стене. А она задрожала, как живая, осыпаясь ему под ноги, — и вдруг сдвинулась с места.

Противоположная стена, напротив, придвинулась ближе, вынудив нас с Хемайон прижаться почти вплотную к нашему проводнику. Он больше не оборачивался, полностью сосредоточившись на поставленной задаче. Только испарина на висках выдавала, что перемещение каверны дается ему вовсе не так легко, как он хотел показать. Я припомнила, как далеко мы были от дома профессора Бианта, когда пришлось прятаться под землю от ураганного ветра, и прикусила губу.

Едва ли мое сочувствие могло хоть как-то помочь — разве что отвлекло бы. Но я все равно встала за его плечом и ухватилась за рукав. И даже благовоспитанно сделала вид, что не заметила, как от этого невинного прикосновения расслабилась его спина.

А тянуть самодвижущуюся каверну до дома профессора Бианта и не пришлось. Похоже, в запале схватки противники успели выбраться на дорогу, а безудержный вихрь еще и разметал их по сторонам — потому как Фасулаки вдруг остановился, знакомым движением ощупывая почву под ногами, и резко запрокинул голову, будто что-то увидел.

— Назад, — напряженным голосом велел он, и земляная стена за нашими спинами послушно отодвинулась, опередив нас на долю мгновения.

Фасулаки едва скользнул по нам взглядом и тут же отвернулся, широко разводя ладони в стороны. Его руки подрагивали все заметнее, и я цеплялась за Хемайон, как за последнюю соломинку, чтобы не броситься вперед и не натворить глупостей, — но земля наконец-то поддалась, раздаваясь… у нас над головами.

Магический успех Димитриса был вознагражден коротким, исключительно неприличным возгласом и куда более протяжным мужским криком — его оборвала сама земная твердь, внезапно схлопнувшаяся вокруг падающего тела. В каверне остались торчать только ноги, обутые в щеголеватые, но насквозь промокшие сапоги.

Фасулаки со странным, нездоровым сосредоточением уставился на преподавательские подметки и пошатнулся.

— Надеюсь, голова осталась снаружи, — глубокомысленно заметил он, опершись на стену.

И так по этой стене и сполз на пол.

Фасулаки рассчитал все предельно точно: голова профессора Бианта осталась снаружи. Молчал он только потому, что вода Димитрису была неподвластна, а Тэрон все-таки успел натворить дел, прежде чем Зерв Кавьяр сумел остановить реку, и теперь вся окраина оказалась залита водой. Бианту она доходила аккурат до носа, а зажатая в земляных тисках шея не позволяла толком запрокинуть голову. Сердито сверкать глазами это ему не мешало, но на тот момент нас меньше всего волновал гнев королевского рекрутера.

Бывшего, надо полагать.

— Тэрон!

Полуэльф не отзывался, а разбредаться мы опасались. Из всех троих на ногах твердо стояла только Хемайон — и то весьма условно: выбираться из каверны пришлось с ее помощью, потому что Фасулаки уже был на пределе. Кроме того, оставлять пленника без присмотра не хотелось. Мало ли на что еще хватит его фантазии? Для более-менее сложных манипуляций с воздушной стихией, которые могли бы представлять для нас опасность, требовались свободные руки, но профессор уже не раз продемонстрировал поразительную изобретательность, и мы предпочитали не рисковать.

Хотя меня, признаться, с каждой минутой все больше тянуло потребовать у Бианта объяснений. Пока останавливала только слабость: леди, конечно, должна уметь вести допросы (иначе как определить, что выбранная партия — достойна?), но обстановка что-то не располагала к длинным беседам. Как и грязная речная вода, надежно запечатывающая потенциальному собеседнику рот.

— Тэрон!

На третьем круге по затопленному дворику мне все-таки улыбнулась удача: откуда-то из дома донесся сдавленный стон и кашель. Разом позабыв про все меры предосторожности, я распахнула дверь и влетела в просторный темный холл, оставляя грязные следы. Свет лился только из распахнутого настежь окна, но Тэрона я увидела мгновенно: он лежал на какой-то скомканной тряпке, в которой я запоздало опознала тяжелую бархатную портьеру, сорванную с карниза. Похоже, она несколько смягчила падение, и куда больше неудобств полуэльфу доставил сам карниз, не выдержавший столь варварского обращения и тоже рухнувший вниз — прямо на ноги Тэрону.

— Ты цел? — глупо спросила я, бросившись к нему.

Тэрон с глухим ругательством спихнул с ног карниз и сел. Я с облегчением заметила, что двигался он хоть и несколько скованно, но все же без особой осторожности, свойственной серьезно пострадавшим людям. А его самого и вовсе волновало совершенно другое.

— Тхеси, — выдохнул полуэльф и смертельно побледнел, уставившись на меня, как на призрака. — Я больше не…