Книги
Нематериальное наследие. Карьера одного пьемонтского экзорциста XVII века
Дифференциация видов деятельности, их включение в стратегию, охватывающую несколько фронтов, сочетают в себе экономическое и социальное планирование, иногда образуя весьма сложные переплетения. Возможность действовать сразу в нескольких сферах зависит не только от демографического потенциала, доступного для мобилизации, но и от общественного положения, от престижа и богатства, накопленного в ходе предшествующей истории семьи. Издольщики, таким образом, используют куда более изощренную стратегию, чем та, которую в каждом конкретном случае могут избрать мелкие собственники или бедняки. Однако то, что мне представляется общим для них, — это цели, логика, ментальная схема. Посмотрим теперь, слегка спускаясь по социальной шкале, как эта стратегия меняется применительно к семьям издольщиков, менее обеспеченным людьми и собственностью.
История трех братьев Кавальято, сыновей Мартино, подтверждает факт наличия самой модели: двое из них арендаторы, а младший обрабатывает собственные наделы семьи. При четком разграничении супружеских групп внутренняя кооперация постоянно поддерживается путем обмена участками, денежными средствами и, возможно, услугами, орудиями, животными. Впрочем, единство семьи, родовая дисциплина вытекают из принятой раз и навсегда логики: Мария Кавальято, сестра упомянутых братьев, выйдя замуж за другого издольщика, привнесла в новую семью это понимание семейной политики и передала его детям в завещании, написанном в 1688 г. Она оставила им свое приданое, «с просьбой к своим вышеназванным сыновьям, совместным наследникам, жить в мире и взаимном расположении, не верить дурным наветам, а также хорошо относиться к вышеназванным незамужним дочерям, уважать их и держать в доме, пока они не будут выданы замуж, чтобы они могли выполнять общие работы по дому, какие смогут»[46]. Рекомендации указывают на возникновение возможных трений в ходе столь необходимого, но и столь репрессивного по отношению к личным карьерам и устремлениям сотрудничества.
Функции взаимодополнения между прямым управлением семейной землей и издольными контрактами в случае с Кавальято четко выявляются в момент кризиса, наступившего вслед за смертями старших братьев: младший постепенно становится опекуном племянников-сирот, он участвует в судебных процессах, начатых невестками, оставшимися вдовами, в составлении приданых для племянниц. Однако такое развитие событий было подготовлено всей жизнью семьи Кавальято: их постоянной заботой являлась покупка земли, на которую расходовались все излишки, накопленные в удачные годы при работе в хозяйствах на условиях аренды. Логика была очевидной и отчасти подсказанной самими нобилями, с которыми арендаторы были связаны неоднозначными отношениями издольщины. Сразу после смерти Марк’Антонио, издольщика аббата Бенсо Сантены (речь идет о 1681 г.), сам аббат предложил вдове и тогда еще малолетним детям своего бывшего работника, прежде чем расстаться с ними, выкупить одну джорнату земли. Расставание не стало знаком разрыва покровительства и связи: младшие Кавальято несколько лет спустя станут издольщиками Бенсо.
Переплетение гарантий, лояльности, защиты является важным элементом эксплуатации земли и подчеркивает двойственный характер вертикальных социальных связей: позиции крестьян, покоящиеся на контрактных преимуществах и моральном долге, уравновешиваются зависимостью, смягчающей конфликты интересов, которые могли возникнуть при разделе урожая или вследствие задолженности крестьянина. Такова была одна из распространенных схем, игравших главную роль в системе связей пьемонтской деревни XVII в. Система, учитывающая уже не только горизонтальные связи между родственниками, но и вертикальные связи сети клиентел, протекций и лояльности, погружает историю семьи в значимый контекст, объясняющий поступки и стратегии, в котором отдельные группы не изолированы, а призваны делать выбор в рамках извилистого пути сложной социальной сети, обеспечивающей их выживание.
История Перроне во многих отношениях подтверждается историей Кавальято и наводит на мысль, несколько упрощающую положение вещей: о способе поведения, несмотря на сопряженные с ним сложности, всегда сулящем удачу. Конечно, в случае с Кавальято действуют те же самые правила, они касаются обширных пространственных рамок, обеспечивающих постоянный демографический обмен. Группа имеет высокую степень эндогамии, уровень выплачиваемых и получаемых приданых довольно низкий в сравнении с экономическим и социальным весом семьи (все еще 150–200 лир), значимость вдов глав семьи велика, поскольку они выступают в качестве опоры в условиях риска и напряженности. Однако в ситуации Кавальято наряду с активными инвестициями в землю большую роль играет энергичная деятельность по выдаче денежных ссуд бедным крестьянам, преподобному Негро или торговцам зерном, которым они дают в кредит избытки своей продукции. Здесь также заметны прочные связи с некоторыми местными нобилями, Бенсо и Бертоне (второй сын был у них издольщиком в Сан-Сальвá). В целом речь идет об отлаженном механизме, не свободном от кризисов, но функционирующем без особых трудностей и устраняющем отдельные недочеты благодаря обращению к разного рода ресурсам.
7. Впрочем, все эти переменные подвержены искажающему воздействию случайностей, демографических спадов, затяжных экономических кризисов, неожиданных смертей. При небольшом снижении уровня стратегия может оставаться прежней, но при этом люди сталкиваются с непреодолимыми трудностями, что порой приводит к срыву проекта или даже к полному пресечению фамильной ветви.
Обратимся к истории семейства Доменино. Агостино Доменино, издольщик графа Колленьо в Фини ди Монкальери, умер довольно пожилым в 1672 г., оставив двух дочерей и единственного сына Джован Маттео. Долголетие и, вероятно, крепкое здоровье отца даже в преклонном возрасте позволили семье располагать определенным потенциалом рабочей силы — по меньшей мере двумя взрослыми мужчинами и двумя женщинами, и это несмотря на небольшую плодовитость, которая, однако, уравновешивалась отсутствием множества детей, которых требовалось кормить и оберегать. При всем том речь идет об изолированной группе, которой по этой причине удавалось с трудом поддерживать баланс. Однако это не помешало Джован Маттео сменить на ферме отца: Джован Маттео все еще был идеальным издольщиком, в частности потому, что владел тремя с лишним джорнатами луга, которые можно было использовать для заготовки сена для хозяйского скота, поскольку его, видимо, недоставало. Это было распространенной практикой: во все издольные контракты включалась особая статья, предусматривавшая аренду лугов за счет половников.
К моменту смерти отца Джован Маттео имел лишь одного сына, родившегося в 1666 г. и носившего имя деда. Сил было не очень много, и в хозяйстве графа Колленьо, кроме Доменино, жила еще одна семья издольщиков. Их помещения были «разделены, но строения примыкали друг к другу, находясь в жилой зоне Горра фини ди Монкальери»[47]; гумно находилось в общем пользовании и служило местом житейских контактов, но также и территорией, на которой происходили конфликты. 20 июля 1676 г., спустя четыре года после смерти старого Агостино, Джован Маттео вступил «в спор и в ссору» с Джакомо Джиллио по прозвищу Ланцаротто, сыном Джован Пьетро из города Монкальери. Ссора быстро приобрела очень ожесточенный характер, и Джиллио ударил Доменино палкой по голове, «так что вследствие этой раны через два дня он отправился на тот свет, не сообщив и не дав понять о причине ссоры с названным Джиллио, поскольку после этого удара упомянутый Доменино уже не мог произнести ни слова». Конечно, мы никогда не узнаем истинных мотивов спора — не исключено, что речь шла о пустяках или о рядовых конфликтах между соседями[48]. Однако мы можем предположить, что доступ к издольным контрактам, хотя и приобретался сложными путями через клиентские связи, создавал вероятные поводы для ссор. К тому же в данном случае Доменино был издольщиком, пришедшим в Монкальери из Сантены и потеснившим местных крестьян с их правами и преимуществами. Не стоит задаваться дальнейшими вопросами; в продолжение нашей семейной истории достаточно сообщить, что после смерти Джован Маттео держателем издольного контракта до следующего урожая стала его вдова Мария с двумя детьми, мальчиком и девочкой. Впрочем, смерть влечет за собой новые проблемы передела имущества и, что еще более усложняет ситуацию, предполагает выплату долгов семье мужа, накопившихся за многие годы. Прежде всего, выплату легатов[49] двум его сестрам, по 50 лир каждой, в силу отцовского завещания. В данном случае речь шла еще о плате за дни, отработанные племянником в издольном хозяйстве, и Мария также выплачивает ее трудом («работа на его земельном наделе»), добавляя некую сумму денег и некое количество навоза. Тот факт, что у Джован Маттео Доменино не было братьев, еще усложнил ситуацию: семьи, в которых сестры оказались благодаря замужеству, не входили в род, были связаны другими узами и, не проявив никакого сочувствия, требовали немедленной выплаты долгов.
При этом остается открытым вопрос о конфликте с семьей Джиллио, к которой принадлежал убийца мужа Марии, живший в соседнем доме. Сохранив за ней контракт до следующего урожая, знатный собственник должен был испытывать беспокойство по этому поводу, равно как и все местные нобили в силу своей неформальной роли гарантов порядка в своих феодах и хозяйствах. 12 марта 1677 г., после открытого вмешательства графов Джафредо и Карло Джован Баттисты Бенсо, связанных с родом Прона ди Колленьо и вынужденных выступить в качестве синьоров Сантены, откуда происходили Доменино, Мария отправляется к нотариусу и ставит свою условную подпись под первым мировым соглашением, которое кладет конец «продлившейся до сих пор ссоре» с семьей Джиллио, «при взаимном обязательстве сторон не обижать друг друга». Покровительство Бенсо по отношению к Доменино часто проявляется при составлении последующих документов. Благодаря этому обстоятельству (Бенсо выступают в качестве свидетелей нотариального действия) Мария приобретает небольшой хлев с огородом и 80 тавол альтен[50], потратив часть наличности, доставшейся ей от мужа: 383 лиры, помимо 45 лир, выплаченных ею в придачу к кованой железом повозке своему двоюродному брату Маттео Конверсо, сыну Джован Пьетро. На участке она сможет поселиться по истечении срока издольного контракта. Через пять дней после покупки она в присутствии своего брата и при участии графов Бенсо подписывает от имени мужа заключительное мировое соглашение с Джиллио, с Джан Джакомо и со «всеми его домочадцами, великими и малыми, с детьми и прочими отсутствующими сородичами». Она выдвигает единственное символическое условие, которое выдает, несмотря на ледяной тон нотариального акта, ее волнение: чтобы убийца ее мужа «в сезон смертей текущего года, когда упомянутая вдова Мария, сын и вышеназванные родственники должны будут отправиться в вышеназванные хозяйства для сбора урожая, не появлялся в названных местах. И касаемо его братьев, если они встретят в этих местах как названную вдову, так и ее сына или родственников, им следует с уважением их приветствовать и оказывать им честь, не подавая никаких поводов к новой враждебности и злобе». Джиллио должен будет возместить расходы, понесенные ею в Турине, «чтобы добиться запрета». После этой мировой, в которой не предусматривается никакое денежное возмещение за убийство, «обе стороны обменялись рукопожатиями, скрепившими мир». Соглашение также разрешило судебный спор: правосудие так и не смогло разобраться, кто прав, кто виноват.
Роль, которую Мария играет при заключении данного и других нотариальных актов, указывает на большую энергию этой женщины. Она может рассчитывать на надежную поддержку собственной семьи, Конверсо, с которой семейство мужа, Доменино, впрочем, тесно связано, почти слито в упорном воспроизведении эндогамного поведения издольщиков, призванного, вероятно, уравновесить демографическую узость группы: Мария была женой Джован Маттео и одновременно его сводной сестрой, поскольку Агостино, родоначальник семьи Доменино, вторым браком был женат на Анне, вдове Конверсо, которая была его сватьей.
Узость группы вызвала к жизни еще один тип поведения (хотя в некоторых отношениях он уже был принят семьей Кавальято): после приобретения некоторого количества земли для непосредственной обработки, без найма слуг или работников, достаточного для поддержания жизни, Мария находит другую форму вложения денег, снова следуя правилу дифференциации видов деятельности и источников дохода — она дает в долг. После смерти Джован Маттео имущество составляло 4 джорнаты луга, 2 виноградников и полджорнаты леса. Недоставало дома, и, как мы видели, Мария купила хлев и огород, которые в 1686 г. были преобразованы в «жилой дом с хлевом», с 80 таволами альтен для выращивания зерновых после продажи одной джорнаты луга — неплохое диверсифицированное сельское хозяйство для семьи прямых производителей, в котором представлена каждая статья, позволяющая вести приемлемый образ жизни.
Больше земли не требовалось, и наличные были инвестированы под 5 %. Конечно, мы не можем знать, чем кончилось дело и каким оказался оборот этих займов: в 1686 г. Мария владела девятью расписками, выданными с 1676 по 1682 г. восемью крестьянскими семьями и издольщиками Моссо на сумму 1027,10 лиры и имела не выплаченных заемщиками долгов на 234,6 лиры. Наличие доступных средств (в 1681 г. мать Марии оставила свое имущество внуку Агостино, тогда еще малолетнему) делало Марию одним из главных операторов кредитной сети, позволявшей крестьянским семьям выплачивать приданые, справляться с особо неблагоприятными домашними и экономическими обстоятельствами, покупать орудия труда и скот для ведения небольших хозяйств.
В 1683 г. дочь Марии, Анна Маргерита, вышла замуж за Джузеппе Бурсо. Кроме приданого ей причиталась половина отцовского имущества, поскольку насильственная смерть не позволила отцу составить завещание, в котором она исключалась бы из числа наследников, как было принято поступать. Действительно, в пьемонтском праве предусматривалось разделение наследства на равные части, если дотация (сопровождавшаяся отказом от любых притязаний на имущество) или законное распоряжение завещателя не лишали женщин наследования. Таким образом, завещания не отражают, вопреки распространенному мнению, автоматической передачи имущества, а указывают на явное желание ограничить доступ к собственности наследниками мужского пола; они не следуют юридической норме, а говорят об осознанной линии поведения; свидетельствуют не о безусловном переходе, а о переходе, продиктованном явным выбором с намерением помешать дроблению имущества, к невыгоде для женщин, покидавших данную семью.
Применительно к Сантене невозможно оценить значение уравнительного распределения добра между детьми обоего пола и, в частности, понять, когда оно было добровольным, а когда вынужденным, вызванным внезапными смертями. Пропорция глав семейства, умерших без составления завещания, не дает даже приблизительного ответа на этот вопрос, ибо бедность или количество и пол детей могли сделать неактуальным обращение к нотариусу или препятствовать ему. Однако издольщики именно вследствие своей сложной политики по отношению к родственникам и к имуществу в основном составляли завещания (часто задолго до смерти) в присутствии братьев, в качестве внутрисемейного соглашения, как только складывалась более или менее определенная структура наследства. Итак, Джован Маттео, вероятно, позаботился бы о том, чтобы исключить дочь из состава наследников, но он погиб прежде, чем смог это сделать, а будучи два дня при смерти, не приходил в сознание.
Мария оказалась в трудной ситуации, она приняла сторону сына и вступила в спор с Анной Маргеритой, продлившийся три года, но не рассматривавшийся в суде. Впрочем, по закону у нее не было никаких шансов на победу. Благодаря очередному вмешательству графа Кьяфредо Бенсо 29 марта 1686 г. было достигнуто соглашение: землю поделили и Анна Маргерита получила в качестве приданого еще 1200 лир в виде кредитов и долговых расписок.
Предстояло снова покупать землю: в 1689 г. пахотный участок величиной в половину джорнаты за 68 лир, в 1690 г. одну джорнату луга за 306,18 лиры. Агостино был уже совершеннолетним, и Мария исчезает из нотариальных актов, поскольку статус женщины обрекает ее на анонимность в публичных документах. Земли для пропитания не хватает, как и рабочих рук для ее возделывания, так что пора подумать о перспективах нового союза, но последние неудачи не позволяют Агостино заключить выгодный брак. Как следствие, в 1690 г. он женится на Джоаннине Скалеро ди Себастьяно, одной из самых бедных девушек в Сантене, не принесшей денежного приданого и существенного имущества. Она была настолько бедна, что — и это единственный известный мне случай — даже потеряла имя: после замужества в нотариальных актах она фигурирует как Агостина, по аналогии с именем супруга.
Джоаннина вскоре забеременела и в сентябре 1691 г. произвела на свет мальчика. Однако семью Доменино преследовала злая судьба. Прошло несколько дней, и 1 октября в Тетти-Джирó, в домик, где они жили и где Джоаннина еще оставалась в постели после родов, ворвались солдаты-мародеры. Возможно, Агостино пытался защищаться — документы ничего нам не рассказывают, — и солдаты его убили. Через две недели умер и его новорожденный сын.
Июнем 1692 г. датировано последнее свидетельство, относящееся к истории семьи Доменино. Из ее членов никого не осталось в живых, Джоаннина Скалеро оказалась единственной наследницей и отправилась к нотариусу, где рассказала, что «Агостино около восьми месяцев тому назад был убит солдатней, и она осталась вдовой с малышом, сыном ее названного мужа. Сыну в ту пору, то есть во время смерти названного Агостино, его отца, было примерно полтора месяца. И примерно через пятнадцать дней после смерти названного Агостино его названный сын тоже отправился отсюда в лучший мир, вследствие чего названная Джоаннина, его мать, осталась единственной наследницей, по причине того, что названный Агостино, его отец, умер насильственной смертью, не составив завещания». Теперь Джоаннина хотела «выделить в пользу своего отца Себастьяно часть этого наследства… памятуя о бедности названного отца». Она отказывается «от небольшого приданого, обещанного им при заключении брака» и дарит ему 50 тавол пахотной земли и «половину мелики, растущей на этом поле»; половину урожая барбариато и пшеницы, растущих на участке альтены рядом с фермой; «чан, скрепленный двумя железными обручами и одним деревянным, и бочонок, скрепленный железом»[51].