- Беременна я, баба Глаша - говорю я спокойно. Впервые я признаюсь в этом постороннему мне человеку, с радостью, не стесняясь, не боясь осуждения.

- А отец? - спрашивает меня моя новая знакомая. Я лишь молча дергаю плечом.

- Ну, что - ж. Справимся с божьей помощью - задумчиво пожевав губами, говорит старушка, наполняя меня уверенностью и огромной благодарностью. Я не одна больше, мы не одни - шепчу я, проводя ладонью по, слегка выпирающему уже, животу.

[Он]

Телефон звонит и звонит, не смолкая, разрывая не перестающую болеть голову. Сколько дней прошло, с тех пор, как она покинула меня, унеся с собой мое сердце и душу? Я сбился со счета. Каждый мой день начинается и заканчивается одинаково. Алкоголь помогает мне забыться, не видеть, не ощущать ее присутствия в моем доме, в моих мыслях. Существование между явью и бредом не дает мне сойти с ума. Общаться ни с кем я не желаю. Схватив со стола надоедливый телефонный аппарат, я со всей силы, на которую способно мое пьяное тело, швыряю его в стену. Издав последний, агонизирующий звук, он затихает, разлетевшись по комнате на мелкие части. И наступает блаженная тишина, позволяющая мне уснуть. Сквозь сон вновь слышу звонок, теперь уже дверной, но открывать дверь, желания у меня тоже нет. Звонок не смолкает ни на минуту, сопровождаемый градом ударов, отдающихся болью в моем мозгу. Эта вакханалия все же заставляет меня встать с кровати и отправиться в прихожую, умирая от лютого похмелья. Дверь я открываю не сразу, трясущиеся руки не позволяют мне моментально попасть ключом в замочную скважину. На пороге стоит человек, которого я убил бы на месте, если бы был в состоянии.

- Где она? - словно безумный кричит Олег, своей массой оттесняя меня вглубь квартиры. - Где Софья?

- Не знаю. Я думал она с тобой - равнодушно говорю я, глядя на осунувшегося, потерявшего свой лоск бывшего друга и ловлю себя на мысли, что сочувствую ему. Софья украла и его душу, оставив за собой дымящиеся развалины.

- Ненавижу тебя. Всю свою гребаную жизнь, ненавижу. На брюхе полз, что бы растоптать, уничтожить. Шестерил, унижался, лишь бы тебя изничтожить - злобно выплевывает Олег мне в лицо. Через Софью воздействовать хотел, что бы больно тебе сделать, а сам попался.

- Что же я такого сделал тебе, что ты испытываешь ко мне такую злобу? - удивленно спрашиваю я, глядя на мечущего молнии Олега.

- Ты родился. Раньше меня родился, лишив меня детства и любви.

- Что ты городишь, Олег? Тебе лечиться нужно.

- Да, лечиться. Мне лечится. А не папочке нашему любимому, и матери твоей. Что смотришь, не знал что папашка - то твой, большой ходок был. Ох, баб любил, а предохраняться, ну никак не хотел. Вот и вышло, что две его дамы залетели, почти одновременно, с разницей в несколько месяцев. Тебе повезло, ты первым родился, это и определило, кто будет безотцовщиной. Нет, меня он не оставлял. Отчество мне в честь деда дал звучное. Подарочки носил. Тебе - самосвал металлический, а мне мяч покупал. Матушка твоя за расходами следила. Не дай бог бы потратил на меня больше положенного. В первый класс он тебя за руку отвел, а я стоял и смотрел, как мой любимый папа, чужого мальчишку обнимает и смеется, и гордится им, не обращая никакого внимания на мои слезы, словно незнаком со мной. Ох, какая пара любящая, говорили во дворе, про твое семейство, а мать мою шалавой называли, нагуляла меня она. Мать моя твоего отца, до самой своей смерти любила. Не пошла ему биографию портить, все боялась, как бы правда об Алешеньке наружу не вышла. И уходя, обещание с меня взяла, не трогать тебя и оберегать. Ненавижу. Мама не могла защитить меня, не спорила с твоей родительницей, когда она в гости к нам пришла и сказала « Выродка своего, подальше от Толика моего держи» Это я выродок, меня так матушка твоя окрестила. А я любил его, отца нашего, руку бы отдал, только бы видеть его почаще. Да только трус он был, боялся местечка теплого лишиться. Тогда строго с моральным образом коммуниста было. Вмиг бы вылетел с работы, да с позором. Что смотришь? И Софья тебя защищала. Так и не получилось у меня сломать ее, все равно твоей осталась. Скажи, чем ты лучше меня? Прочему все самое светлое и любящее тебе достается. Скажи мне? - срывается на крик Олег.

- Я не верю тебе, это не возможно - шепчу я. Мои родители, любящие, не способные обидеть даже кошку, не могли сотворить такого с маленьким, лопоухим мальчишкой, каким я помню Олега. Он был щуплым, ужасно трогательным и беззащитным, и всегда удивлял нас с Пашкой потухшим, невеселым взглядом. Недетским. Поэтому мы часто избегали его, а он тянулся к нам. Хотел участвовать во всех наших шалостях, следуя тихой тенью за нами по пятам. Я помню его маму, тихую, затюканную женщину, с невероятной любовью воспитывающую своего сына. Не может быть. Невозможно.

- На, смотри. Я знал, что на слово ты мне не поверишь - говорит Олег, доставая стопку фотографий. Я перебираю старые, пожелтевшие снимки, на которых мой отец держит на руках толстощекого младенца Олега, гуляет по парку с угловатым подростком Олегом и с такой любовью смотрит на ребенка, что у меня сразу отпадают любые сомнения. Он его дитя, любимое, но лишенное его отеческой заботы волею рока, случая. Во взгляде отца любовь, смешанная с виной.

- Я, правда, не знал, не догадывался - говорю я, глядя в лицо обмякшего Олега. А ведь он похож на отца. У него его нос и скулы, поворот головы и кривящая губы, горькая усмешка. Получается, я не знал их совсем, моих родителей, сумевших сделать несчастным этого усталого мужчину, стоящего напротив меня.

- Пойдем, выпьем Олег. Делить то нам нечего больше.

Мы пьем водку, молча. Я смотрю на Олега совсем другим взглядом, у меня больше нет ненависти к нему.

- Она от нелюбви умерла, моя мама - вдруг, говорит Олег. - Я так хотел дать ей то, чего не смог дать ей отец. Дом ей купил, все дал, а ей не нужно все это было. Она его ждала, думала, что рано или поздно одумается Алексей Анатольевич, да придет к ней. Нелюбовь ее и сожрала, выгрызла дыру в сердце. А твоя мать еще десять лет прожила. Нет справедливости в этом, Толян. Отдай мне, хотя бы Софью. Я, правда, люблю ее, единственное светлое пятно в моей жизни.

- Она ушла Олег, я не знаю куда. Представления не имею. Только она не вещь, которую можно передать. Видно мы оба ей не нужны, раз она обоих нас кинула, - горько усмехнувшись, говорю я.

- Дурак ты, Анатолий. Нельзя так, сразу отказываться от счастья. Я ее найду и верну и буду счастлив, впервые в своей жизни. Кстати, у Софьи от тебя секрет был. Но, чужие тайны открывать я не буду, не хочу, тем более тебе. Ах, да. Ты уволен - хохотнув, говорит Олег и уходит, громко хлопнув дверью.