Книги

Нелюбимая дочь

22
18
20
22
24
26
28
30

Как ни странно, единственные дети могут становиться «козлами отпущения», несмотря на отсутствие «стада». Их обвиняют в том, что в жизни матери что-то не сложилось, например что ей пришлось пожертвовать амбициями или успехом («Если бы не ты, я бы сделала блестящую балетную карьеру»), в сделанном матерью выборе («Из-за тебя я не смогла окончить колледж»), в состоянии ее здоровья или внешности («Мне так и не удалось похудеть, после того как я набрала вес во время беременности») или в крахе ее брака. Последнее обвинение выдвигается чаще всего, особенно если дочь похожа на отца, напоминает о нем матери или ведет себя как «предательница», желая общаться с ним и его родственниками. Так случилось с Джоди (35 лет): «Папа ушел, когда мне было шесть, и женился снова через считаные дни после оформления развода. Мать обвиняла меня в его уходе. Она говорила, что, если бы я не требовала так много ее внимания, он не чувствовал бы себя заброшенным. Я верила ей долгие годы и тащила на себе ужасный груз вины. Хуже того, она заставила меня чувствовать себя негодяйкой, потому что я любила папу и хотела видеться с ним. Вы не представляете, какая это была пытка. Мне помогло то, что я уехала в колледж, и в кабинете психотерапевта ощущение, что я несчастна, наконец оставило меня. Это было спасением».

Согласно мифу о единственном ребенке, он склонен к навязчивости, и хотя в здоровых семьях это не так, но может быть верно для неблагополучных, о чем свидетельствуют душераздирающие воспоминания Ариэль Лив «Укороченная жизнь» (An Abbreviated Life). Единственный ребенок чрезвычайно эгоцентричной матери и любящего отца, находившегося буквально на другой стороне земного шара, Лив начала жить собственной жизнью, лишь полностью разорвав отношения с матерью. Чередующиеся навязчивость, подавление, манипулирование и газлайтинг не оставили ей выбора.

Непростая правда о братьях и сестрах

Оставаясь единственным ребенком первые девять лет своей жизни, я лелеяла две главные фантазии. В первой меня перепутали в роддоме и «настоящая» мать звонила в дверь, чтобы забрать меня. Во второй у меня была мудрая, любящая старшая сестра-защитница, как Джо в «Маленьких женщинах», которая стала бы моим лучшим другом, рассказала, что я не виновата в том, как мать обращается со мной, и даже сбежала бы вместе со мной из дома, если потребуется, как в сказке «Гензель и Гретель» – только с участием двух девочек.

Что бы ни рисовалось моему воображению, истина в том, что отношения братьев и сестер бывают непростыми даже в самых благополучных обстоятельствах, в любящих семьях. Несмотря на миф о том, что мать одинаково любит и опекает всех детей, почти в любой семье имеет место фаворитизм, о чем свидетельствуют масса исследований и понятие дифференцированного родительского отношения. Поскольку для нашего вида выполнение материнских функций является не биологически обусловленным, а усвоенным поведением, особенности личности и другие факторы влияют на способность женщины быть матерью конкретному ребенку, что может вылиться в разное отношение к собственным детям. В силу его личных особенностей («степени соответствия» ей) одного ребенка матери бывает проще растить, чем другого.

Представьте интровертную мать, вынужденную терпеть чрезвычайно шумного, неугомонного отпрыска, а теперь вообразите ее рядом со спокойным ребенком, гораздо больше похожим на нее. К кому из них она чувствует большую близость? Кто меньше ее раздражает? Насколько тяжелее для нее воспитывать первого, чем второго? Внешние факторы, например возраст и эмоциональная зрелость матери, материальное положение семьи, степень стрессовой нагрузки на мать и стабильность ее брака, также предопределяют разное отношение к детям. В любящей семье неодинаковое отношение может мотивироваться даже добрыми намерениями, скажем, убежденностью матери в том, что один из детей нуждается в большей поддержке и внимании. Распри детей одной матери, даже любящей, имеют под собой реальные основания.

Что еще важнее, исследования показали, что восприятие ребенком разного отношения к детям в семье («мамочка любит Тимми/Молли больше, чем меня») влияет на него сильнее, чем любовь и внимание, которые получает от матери он сам. Например, Джуди Данн и Роберт Пломин доказали, что последствия иного отношения родителя к сестре или брату более значимы для ребенка, чем подлинная любовь, которую проявляет к нему родитель. (Очередное доказательство психологического трюизма «зло сильнее добра» – негативный опыт сказывается на нас сильнее положительного.) Другие исследования свидетельствуют о том, что дети, пользующиеся большей поддержкой матери, – ее фавориты – имеют более высокую самооценку и лучше умеют приспосабливаться к ситуации, чем их игнорируемые братья или сестры, у которых выше риск развития депрессии. Исследование среди молодежи подтвердило этот вывод, а также продемонстрировало эффект ослабления братско-сестринских уз в семьях, где наблюдается дифференцированное родительское отношение. Эффект усиливается, если дети одного пола.

Убеждение, что наличие в семье больше чем одного ребенка идет на пользу и детям, и родителям, так долго господствовало в восприятии семейных отношений, что в детской ревности стали видеть безобидный, хотя и неприятный, «побочный эффект» большой семьи. Это не всегда верно, поскольку, как показывают недавние исследования, соперничество между детьми может причинять огромный ущерб личности, а травить друг друга дети, оказывается, учатся дома.

Имейте в виду, что эти наблюдения сделаны в благополучных семьях, где базовые эмоциональные потребности детей удовлетворяются. Если добавить в уравнение нелюбящую мать, возникают многочисленные вариации на основную тему. Когда мать не любит или слишком критикует только одного из детей, складываются отношения, внешне порой напоминающие те, что свойственны благополучным семьям, но качественно иные – намеренно и сознательно жестокие.

Некоторые матери активно управляют поведением своих детей, стравливая их или перетягивая братьев/сестер нелюбимой дочери на свою сторону, превращая ее в «лишнюю» (Мюррей Боуэн называет это триангуляцией). Иногда такое поведение призвано удерживать внимание всех членов семьи на матери или гарантировать, что ее точка зрения будет для домашних истиной в последней инстанции. Одна дочь, уже взрослая и порвавшая с матерью, рассказала, как однажды ее брат в разговоре с матерью признался, что выпил с сестрой кофе, и мать бросила трубку, а затем отправила ему электронное письмо с такими словами: «Твоя сестра всегда была трудным ребенком и ненормальной, и мне больно и оскорбительно думать, что ты встаешь на ее сторону. Никогда больше с ней не общайся, если хочешь и дальше видеться со мной». Контролирующая, воинственная или поглощенная собой мать обычно делает все возможное, чтобы не дать детям завязать достаточно тесные и теплые отношения, если они не находятся под ее полным контролем.

Таким образом, отсутствие материнской любви часто не единственная эмоциональная потеря нелюбимой дочери. Отношения с братьями и сестрами, чувство принадлежности к семье, ощущение семейных уз также страдают, и все это наносит бесчисленные удары по самовосприятию. Энни (49 лет) была единственной девочкой среди шести детей и мишенью для всей семьи: «Я сразу же стала “козлом отпущения”, единственный книгочей, тихоня среди задир. Когда я выросла, превратилась в “лишнюю”, объект выдумок и высосанных из пальца слухов. Я успешна, замужем за успешным мужчиной, имею высшее образование и сделала хорошую карьеру. Мать меня ненавидит, а мальчики вторят ей. Думаю, это помогает им повысить собственную самооценку».

Далее приводятся описания паттернов; некоторым я дала собственные названия, но все они составлены на основе психологических исследований с участием братьев и сестер и в целом носят научный характер. Судя по литературе – начиная с притчи о Каине и Авеле и заканчивая современной прозой, – родственные узы играют важнейшую роль в жизни любого человека. При нелюбящей матери ставки только повышаются.

Гензель и Гретель. Как и в одноименной сказке, эта связь, согласно Стивену Бэнку и Майклу Кану, возникает вследствие общей травмы, например отсутствия любящих и заботливых родителей либо смерти одного из них или обоих. Оба в паре заботятся друг о друге, защищают и активно спасают. Это диада, качественно отличающаяся от ситуации, когда старший ребенок заботится о младшем. Лишь немногие опрошенные мною нелюбимые дочери имели столь близкую, симбиотическую связь и только в том случае, если мать одинаково относилась к обоим детям или имелась особая причина, скажем, расстройство личности или зависимость у матери. Однако многие дочери, описывающие нечто наподобие пары Гензеля и Гретель, также отмечают, что эти узы не переживают детского возраста, поскольку, взрослея, дети начинают по-разному воспринимать ситуацию в семье, реагировать на нее и страдать из-за нее.

Таков случай Сеси (43 года), имеющей сестру старше нее всего на 18 месяцев: «Сестра была моей защитницей, когда мы были маленькими. Мать была очень враждебной, склонной к вербальному насилию и к тому, что я, с позиций взрослого человека, назвала бы истериками. Она слетала с катушек, если что-то шло не в точном соответствии с ее планами, и винила в этом нас. Наш отец в таких случаях сбегал или буквально – уходя из дома, или совершенно игнорируя маму. Но когда мы подросли, Джилл избрала в отношении матери путь миротворца. Она жалела ее и до сих пор жалеет. Я злилась, огрызалась и отвергала идеи Джилл насчет “бедной мамочки”. Она продолжает в том же духе, и это мешает нашим отношениям. Я бы сказала, что они у нас теплые, но не более того».

Непримиримые противники. В некоторых семьях врожденная потребность нелюбимой дочери в любви и внимании матери порождает неизбежную и губительную вражду с сестрой или братом, которые имеют и то и другое. Если противником является брат, душа и самооценка страдают не столь сильно; боль усиливается, когда одну дочь отвергают, а другую принимают. Именно так произошло с Гейл, ныне 44-летней, сестра которой, всего на 22 месяца старше ее, была «хорошим» ребенком, а она «плохим» и «трудным». Ее мать «выдавала» внимание и признание за достижения, и сестра, спортсменка и отличница, легко побеждала в этом состязании Гейл, страдавшую дислексией, мать называла Гейл разочарованием как дома, так и при посторонних. Гейл отчаянно ревновала мать к сестре, но и сестра страдала от необходимости оставаться успешной, чтобы сохранить любовь и внимание матери. В семье шла война без победителя. В какой-то момент обе дочери совершенно отдалились от матери, хотя сестра Гейл сейчас поддерживает с ней отношения. Неудивительно, что сестер почти ничто не связывает, кроме формальных звонков в дни рождения и праздники.

Фаворит и «козел отпущения». Фаворит – тот же «чудо-ребенок» или «золотой ребенок», но есть и оборотная сторона медали: он не имеет права на ошибку, точно так же как нелюбимая дочь ничего не может сделать хорошо. Для нелюбимой дочери ужасно и мучительно понимание (часто провоцирующее самообвинения) того, что мать может любить ребенка, но только не ее. Одна женщина, которой было пять лет, когда родилась ее сестра, вспоминает свою боль и потрясение: «Мать баюкала ее, постоянно ей пела, любила ее, целовала, а мне от нее ничего этого не доставалось. Помню, я наблюдала, как она нежно воркует с моей сестрой, и словно смотрела фильм, которого никогда прежде не видела. Это и по сей день так».

Иногда ребенок-фаворит воспринимается как продолжение матери, как объяснила мне одна дочь: «Моя младшая сестра была клоном матери. Им нравилось одно и то же, они одинаково выглядели, имели одинаковые приоритеты. Моя мать была беспощадно критична со мной, называла занудной и скучной, сравнивала с очаровательной сестрой, и я всегда чувствовала себя нелепым и нежеланным гостем, которому никто не рад. Мать никогда не интересовалась мной и, когда я стала женой и матерью, осталась столь же отчужденной. Вот детей и мужа моей сестры она обожала. Я общаюсь с сестрой два раза в год по телефону и не дольше пяти минут».

Иногда дочь пытается объединиться с матерью против другого ребенка в семье в надежде, что это принесет ей желанное внимание. Именно такую стратегию выбрала старшая сестра Леи. Лея была средним ребенком, ее сестра была на два года старше, а брат на четыре года младше. Все внимание изливалось на маленького мальчика, но преданность старшей сестры их матери и ее отчаянные усилия оттеснить Лею позволяли ей избежать жестокой критики и вербального насилия, которые обрушивались на Лею. «Мои сестра и мать были командой в том смысле, что обе обожали моего брата. Я всегда чувствовала себя чужаком, заглядывающим в окна, и ходила на цыпочках, стараясь ничем не разбудить затихшую неприязнь, которую мать ко мне питала. Я потратила несколько лет на психотерапию, пытаясь избавиться от ощущения, что “ни на что не годна”, – с неустойчивым результатом, несмотря на счастливый брак и двоих чудесных детей. Детское самовосприятие до сих пор преследует меня».

В некоторых семьях преследование нелюбимой дочери становится жестоким командным спортом, в котором она играет роль «козла отпущения». У Мэри, которой сейчас 51 год, были старшая сестра и два младших брата. Все дети боялись матери, но именно Мэри носила ярлык «дурного» и «проблемного» ребенка, и остальные, задирая ее и сваливая на нее вину, ловко отвлекали внимание от самих себя. Задним числом она поняла: «Мы никогда не могли ничего решать или выбирать применительно к нашим отношениям. У всех был главный кукловод». Она совершенно порвала с сестрой и братьями: «Если бы сегодня я встретилась с ними как с незнакомцами, то не захотела бы с ними подружиться».

Многие дочери верят тому, что слышат о себе, особенно если им мало лет, а «факты» повторяются снова и снова, как чудовищная семейная мантра. И как не поверить? Превращение ребенка в «козла отпущения» носит публичный характер, в отличие от других форм материнского насилия, которые обычно остаются в тайне; маргинализация ребенка в каком-то смысле узаконивается и становится частью семейного уклада. Отношение к нему объясняется рациональными причинами, которые сообщаются остальным родственникам, а то и всякому, кто готов слушать («Лиззи всегда была упрямой, капризной и вредной, она совсем не похожа на своих братьев и сестер, неудивительно, что они гораздо популярнее»). Такие дочери обычно принимают на веру эту критику до тех пор, пока не наступит момент осознания и они не поймут наконец, что происходит. Но так случается не всегда и если случается, то чаще во взрослом возрасте.