Всю дорогу до крыла, где жили иномирянки, мы с Катериной прошли молча. Она снова пыталась взять себя в руки и вернуть былое самообладание, а я не мешала совершать ей этот героический подвиг. Потому что было видно: ей плохо. Ярость, не найдя выхода, схлынула, а вот обида осталась. Огромная, жгучая, заставляющая девушку отчаянно сжимать кулаки и оставляющая на щеках дорожки молчаливых слёз.

   Сначала Катерина пыталась прятать их от меня, отворачивала лицо в сторону, но убедившись, что я не рвусь её порицать или о чём-то расспрашивать, махнула на всё рукой. Сначала раздался один тихий всхлип, за ним – другой. И спустя минуту моя землячка уже с трудом сдерживала подступающие к горлу рыдания.

   К счастью, в этот момент мы уже подходили к своей территории,и шанс встретиться с кем-то из любопытных придворных сводился практически к нулю. Так что о репутации возможной невесты принца можно было уже не беспокоиться. То, что нас видели гвардейцы, охраняющие коридор, я в расчёт не брала – люди Алана болтливостью не отличались и службу свою знали хорошо.

   Однако оставлять Катерину в таком состоянии одну я не представляла возможным. Поэтому вместо того, чтобы проводить её в комнату и вернуться обратно на бал, я настойчиво затянула её в гостиную. После чего плотно закрыла дверь, усадила девушку на диван и села рядом с ней. А затем взяла за руку и просто сказала:

   – Поплачь. Не держи в себе. Станет легче.

   И плотину прорвало. Тихие всхлипы сменились надрывным плачем, а поcле и вовсе горькими рыданиями. Так плачет ребёнок, которого жестоко обманули, предавая наивное доверие, у которого рухнул мир. Не знаю, что могло послужить причиной размолвки между Катериной и Дереком, но сдаётся мне, что дело тут не только и не столько в ситуации, сколько в том, что произошло с девушкой перед тем, как она попала в этот мир.

   Я уже начинала подозревать, что каждую из иномирянок затянуло сюда не просто так, а на пороге отчаяния или вследствие сильной стрессовой ситуации. Значит, и у моей соотечественницы до переноса всё было не так безоблачно, как казалось. И пусть с первого дня нахождения в этом мире именно Катерина всегда проявляла чудеса выдержки, сообразительности и здравого смысла, похоже, это было лишь видимостью. Всё это время внутри неё, подобно бомбе замедленного действия, копилось нешуточное напряжение, ожидая своего часа, чтобы рвануть, сметая все тщательно выстроенное самообладание.

   Добавить к этому сложности адаптации и привыкания совсем к иному миру, осознание того, что уже никогда не вернёшься домой. Умножить на взаимный интерес, а после и конфронтацию со средним принцем, плюс подготовку к достаточно волнующему в жизни любой девушки событию. Слишком… слишком много всего для одного человека, которому и по душам-то поговорить было не с кем. Некому выговориться, поделиться сомнениями и страхами. Рассказать о том, что произошло раньше.

   Быть может,именно за этим она и приходила ко мне, когда мы с Веллой двигали тот злополучный комод. Но я была слишком занята своими собственными переживаниями, чтобы обратить внимание на чужие. И Катя, видя мою усталость и напряжение, не стала навязываться, отступила, затаилась, снова сдерживая всё в себе.

   «Взрыв» произошёл на балу. Сам того не желая, принц Дерек умудрился наступить девушке на «больную, еще кровоточащую, мозоль». Иначе бы она так бурно не среагировала. И теперь, когда этот нарыв вскрылся,требовалось вычистить рану, чтобы начался процесс заживления. И единственное, что я могла тут сделать – это дать Катерине выплакаться.

   Сначала просто сидела рядом, а когда Катя, спрятав лицo в ладонях, подалась вперёд, словно ища опоры, притянула её к себе. Дала спокойно поплакать у себя на плече, обнимая и гладя её по волосам. Ничего утешительного не шептала , советов не давала тоже. Просто пережидала. Сейчас она не нуждалась в моих словах, только в присутствии, участии, сопереживаңии. Нужно было дать эмоции выплеснуться до конца. А вот потoм уже придёт время разговора, осознания, отпускания. Только после этого Катя сможет выдохнуть и взглянуть на ситуацию со стороны, полагаясь уже исключительно на трезвый разум.

   Некоторое время спустя рыдания начали потихонечку утихать, пока не смолкли совсем.

   Девушка отстранилась, чуть подрагивающими руками вытирая слёзы,и смущённо опустила глаза, словно стыдясь своей слабости. Первый всплеск эмоций прошёл,и теперь, если Катю не разговорить, она может снова замкнуться в себе. И существующую проблему это никак не решит. Но единственный способ, который я знала – читала в книгах и слышала в рассказах от коллег родителей, – это «накатить по маленькой» для снятия нервнoго напряжения и создания доверительной атмосферы.

   Откуда взялось убеждение, что у русского человека это первейшее средство решения всех проблем – не знаю. Но решила попробовать воспользоваться имеющимся шаблоном. Правда, водки и иных крепких напитков у меня не было, да и не собиралась я ими злоупотреблять. Зато бутылочка клюквенной наливки, переданной на днях в подарок от матери Веллы, вполне себе имелась. Её-то и решено было использовать для благого дела.

   Попросив Катерину никуда не уходить, я вышла из гостиной, направляясь в свои апартаменты. Быстро найдя искомую бутылку и две рюмки, не забыла зайти в ванную, где намочила холодной водой край чистого полотенца, а также прихватила с собой небольшое зеркальце – пригодится. В последний момент взяла еще стоящую на тумбочке небольшую свечку, чтобы зажечь от неё канделябр. Сидеть и секретничать в полной темноте показалось мне плохой идеей, я хотела видеть лицо собеседницы во время разговора.

   Возвратившись обратнo, я сначала зажгла несколько канделябров в столовой и оставила на столе бутылку с бокалами. А пoтом уже подошла к Катерине.