И последнее. Любое признание подразумевает предоставление противнику информации. А значит, яснее ясного: признаваться нельзя.
Итак, я уже упоминал, что в 1956 году отправился на Ближний Восток, в Бейрут. Восстановил связь с нашей Службой и продолжал успешно работать до января 1963 года. Но тут прозвенел последний звонок. Специально прибывший из Лондона сотрудник СИС сообщил мне, что контрразведка, наконец, получила неопровержимые доказательства того, что я работал на советскую разведку вплоть до 1949 года. Исходя из предположения, что после этого я перестроился, мне предложили сделку: если я расскажу все, что знаю, против меня не будет предпринято никаких действий. Хороша сделка!
Мне оставалось одно — бежать. Хотелось бы от души поблагодарить всех товарищей, участвовавших в этой операции, и поздравить их с блестящим ее осуществлением.
Итак, товарищи, я, наконец, добрался до своего дома, до Москвы. Должен признаться, что первым делом я нарушил полученную еще летом 1934 года инструкцию, запрещавшую мне пользоваться марксистской литературой. Я подписался на «Правду» и начал воссоздавать свою утраченную библиотеку марксистской литературы.
Трудно передать словами, насколько тепло и дружески я был встречен здесь.
О прошлом я не жалею, если не считать ошибок в личной жизни и профессиональной деятельности. Но я нахожу успокоение в размышлениях о том, что человеческая жизнь, прожитая без ошибок, должно быть, редчайшее явление. А пока мой мысленный взор обращен не в прошлое, а в будущее, которое, как мне представляется с позиций сегодняшнего дня, поставит перед нашей Службой не менее дерзновенные задачи, чем в прошлом.
Наш основатель Феликс Дзержинский сказал в последние годы своей (к сожалению, слишком короткой) жизни следующую фразу: «Если бы мне предстояло начать жизнь снова, я бы начал так, как начал». Мне хотелось бы выразить туже мысль, только иными словами. Если бы меня спросили, чего я хочу, я пожелал бы еще сорок три года активной деятельности в рядах КГБ.
Позвольте от души пожелать вам всем успехов в важном и ответственном деле. Лично я надеюсь, что буду по-прежнему вносить свою скромную лепту — в любом качестве, в каком руководство сочтет полезным. Большое всем спасибо.
Ким Филби
НЕОПУБЛИКОВАННАЯ СТАТЬЯ[23]
В этой статье предлагаются ответы на ряд вопросов, которые могут возникнуть в связи с выдвижением против агента обвинений в шпионаже. Материалы почерпнуты из практики работы английских и американских спецслужб, известной мне из собственного опыта. Но ответы эти вполне применимы также к другим западным нациям и даже некоторым странам «третьего мира», правовые системы которых построены по западному образцу.
Все многообразие вопросов можно свести к двум основным:
(I) Должен ли агент в случае обвинения его в шпионаже признать вину или отвергать ее?
(II) Должен ли оперативный работник инструктировать находящуюся у него на связи агентуру о линии поведения в случае допроса или ареста: а) если агент просит об этом; б) даже если он об этом не спрашивает?
Прежде всего хотелось бы отметить, что у меня лично никогда не возникало на сей счет никаких сомнений, поскольку я исходил из простейшего логического построения, силлогизма.
Главная предпосылка: сообщать противнику информацию нельзя.
Дополнительная предпосылка: признание предоставляет в распоряжение противника информацию.
Вывод: исходя из этого, признаваться нельзя.
Проблема, однако, в том, что этот силлогизм применим только к агентуре, работающей на идейной основе. Те, кто работает не по идейным соображениям (например, за деньги), не рассматривают противостоящие им контрразведывательные службы в качестве «противника» с твердыми идеологическими установками. Наоборот, такие люди надеются на то, что полное признание может смягчить наказание, и, соответственно, идут на сотрудничество с контрразведкой. Более того, даже идеологически мотивированные агенты не всегда до конца осознают всю силу вышеприведенного силлогизма. Столкнувшись с обвинением, они могут подумать, что контрразведка все знает, а следовательно, признание ничего не добавит к тому, что уже известно, хотя, опять-таки, способно снизить степень наказания.
За годы работы в контрразведывательном подразделении СИС, поддерживавшем тесные контакты с МИ-5 (и соответствующими службами США), я все более убеждался в том, что мое логическое построение является единственно верным, причем, что не менее важно, для любого агента, на какой бы основе он ни работал. Я исхожу из того, что если контрразведка на основе имеющихся в ее распоряжении доказательств убеждена в нарушении тем или иным индивидуумом закона о государственной тайне, этого еще недостаточно. Для того чтобы привлечь подозреваемого к судебной ответственности, она должна представить доказательства, способные убедить жюри присяжных заседателей в том, что подсудимый действительно виновен «вне всяких сомнений».