— А как же тогда билеты покупаются? — спросил я объяснявшую мне эти тонкости девушку.

— Ой, бедный ты мой, ты же не помнишь ничего, — огорчилась она и принялась мне рассказывать. — Как обычно покупаются, на вокзале в кассе за час до отхода поезда. И за десять минут до отхода продажа заканчивается, если кто с багажом – ведь им еще до вагона дойти успеть нужно. А прочим, которые без багажа, тем до второго звонка продают.

— А-а-а, надо же! Как интересно, — удивился я, — то есть мы завтра сразу с вещами на вокзал пойдём билеты покупать? А бывает, что их не хватает?

— Обычно хватать должно, — протянула Лиза. — У нас же станция отправления. Да и ехать будем третьим классом, там дешевле и билетов больше продают.

— Хорошо, — кивнул я. — В крайнем случае с проводником попытаемся договориться.

— С проводником? Как ты чудно говоришь, — хихикнула девушка, — с кондуктором?

— Ну да, с кондуктором, — согласился я, досадуя на себя за такие оговорки.

— Ну-у, люди говорят, обер-кондуктор за небольшую мзду может впустить без билета, но их ревизоры проверять должны… — с сомнением протянула Лиза. — Да ну что ты! Хватит билетов, чтобы из столицы да в третий класс не попасть, — оптимистично завершила фразу девушка.

Беседуя, мы дошли до Лизиного дома, где занялись долгим бытом этого времени, к которому я еще не успел привыкнуть, — растопить печь в остывшей за день комнате, разогреть плиту на дровах, вскипятить на ней чайник, согреть воды и сварить немного пшенки на ужин и на завтрашнее утро. Лиза относилась к домашней работе просто и обыденно, как к привычной данности, а я удивлялся, как Лизе все не кажется затянутым, и это несмотря на то, что в бытовых действиях участвовали мы оба, что было несколько быстрее, чем Лиза ранее в одиночку.

Пока грелась вода, кипятился чайник и варилась каша, Лиза складывала в кучку своё небольшое ценное имущество: белье постельное и нательное, немного одежды и обуви. Особую драгоценность, швейную машинку, я снял с подставки, разобрал ножной привод и замотал в тюк из одежды и одеяла. Всего вместе с машинкой получилось два узла вещей и Лизин саквояж, в который она положила несколько фаянсовых тарелок и чашек, которые были аккуратно завернуты в ткань. Лиза сходила к домовладельцу, обговорила с ним свой отъезд и они произвели расчет. К соседкам девушка убежала ненадолго пообсуждать эту же тему. Поужинав, мы вскоре легли спать. И я уже понемногу начал ценить то, что легли мы в натопленной комнате в относительно мягкой постели и не на голодный желудок.

Наутро доев кашу и попив чаю, помыли посуду, и я, впихивая кастрюлю и остатки посуды в глубь узла с одеждой, хотел отправить туда же и чайник, но был остановлен Лизой.

— Саш, кружки далеко не надо прятать, а чайник лучше к узлу снаружи привязать.

— Зачем? Помяться может, да и цеплять чайником за все углы не хочется, — возразил я.

— Ты прав, — покивала девушка, — но нам он в дороге понадобиться, мы в него кипяток набирать будем.

— А где кипяток брать, у э-э-э… кондуктора?

— В третьем классе нет, не знаю, как первом и втором, не доводилось ехать, — помотала головой Лиза. — На станциях кипяток продают. Один из нас вещи посторожит, а второй за кипятком сбегает, — дипломатично сказала девушка. И я про себя посмеялся, я догадался, кто должен быть этим "вторым".

Я взял и взвалил на спину большой узел, внутри которого находилась машинка, девушке достался маленький узел и небольшой саквояж. Выйдя на морозную улицу и пройдя с поклажей около часа пути, мы достигли розоватого двухэтажного здания Николаевского вокзала. Войдя внутрь в кассовый зал, мы разделились. Лиза осталась стоять с вещами, а я, с облегчением свалив на пол тяжёлую ношу, присоединился к толпившемуся у касс народу. Продажа билетов еще не началась, и в толпе обсуждали, будет ли паровоз или нет, причем слухи высказывались прямо противоположные. Потолкавшись и ничего толком не выяснив, я вернулся к девушке. "Продажа по расписанию скоро должна начаться, — рассказал я Лизе. — Но найдется ли готовый паровоз, никто не знает".

Николаевский вокзал

Потянулось ожидание, которое через пару часов прервалось человеком в мундире, наверное, железнодорожника, зашедшего в помещение кассы. Притихшие было за это время люди зашевелились, и я, подойдя к ним, принялся проталкиваться в этой движущейся и неорганизованной толпе поближе к окошку кассы. Вскоре окошко открылось и масса народу попыталась прижаться к нему, надеясь получить ответ на долгожданный вопрос: "Билеты будут?… Паровоз с бригадой нашли?… Когда состав подадут?…" В ответ из раскрытого окошечка донеслось: "Да, да!.. Паровоз есть, уголь в бункер погрузит и подцепим!.. Продажа билетов начинается…!"

Десятки рук протянулись в сторону кассы, многие норовили первым сунуть деньги и назвать станцию назначения. Наконец, раздался какой-то металлический лязг или стук, и первому человеку, стоявшему у самого окошка, выдали какую-то картонку, и он стал прорываться сквозь людей в сторону. Дело понемногу начало двигаться, люди передо мной, под подобные же странные железные стуки осчастливленные билетами, освобождали место, и я приближался к кассиру. Через тридцать-сорок минут толкотни я оказался перед окошком, назвал Москву как конечную станцию, класс вагона и количество билетов, и протянул в окошко требуемую сумму денег, заранее взятых у Лизы. Кассир в форме вынул из разложенных стопками коричневатых картонных прямоугольников два, вставил их в какое-то устройство и с размаху ударил сверху по рукоятке. Раздался тот самый лязгающий стук, и мне быстро дали их в руки. Рассматривать было некогда, к кассе притиснулся уже следующий покупатель. Зажав картонки в руке и протолкавшись из толпы наружу, я повнимательнее рассмотрел эти узкие прямоугольники. На них были номера, надписи в старой орфографии "Николаевская ж.д. III класс" и "Петроградъ – Москва", а на просвет виднелись выбитые дырочками цифры, в которых угадывалась сегодняшняя дата.