Тимофей тотчас вернулся домой, в Одессу, хотя ему еще не пришло время призываться в армию. Вскоре их с Михаилом направили на Забайкальскую железную дорогу телеграфистами. На транспортников ложились большие тяготы по переброске войск и боевого снаряжения на далекий фронт. Транссибирская магистраль, Китайско-Восточная и Уссурийская железные дороги приобретали теперь решающее значение. Туда откомандировали железнодорожных специалистов из европейской части России. Владимира направили в Маньчжурию. Тяжело было расставаться с Надей, ожидавшей ребенка. Приуныл отец. Он пообещал сыну дождаться его возвращения, не оставлять невестку, и потекли для них невеселые дни ожидания писем с Дальнего Востока от мужа и сыновей.
Владимир слал их с каждой крупной станции по пути следования. Открытка из Красноярска вызвала у Нади добрую улыбку: «…если кто из наших служащих будет тоже ехать на Дальний Восток, то перешли мне побольше книг для самообразования».
Невесело расставался с Одессой Михаил Ефимов. Надолго оставлял здесь мать, у которой глаза не просыхали от слез, и любимую девушку.
С Женей Черненко они встречались уже год. Небольшого роста, тоненькая как тростинка, с чуть раскосыми карими глазами на миловидном смуглом лице, быстрая в движениях, она выделялась среди подруг. Те кокетничали, стараясь понравиться, а Женя держалась с парнями просто, по-товарищески. У Жени недавно умер отец - начальник той дачной станции Гниляково, на которой когда-то работал Владимир. Девушке с мамой теперь жилось нелегко…
Михаил стал искать встреч с Женей, привязался к ней не на шутку. Она была для него искренним, добрым другом, понимающим все с полуслова. Считая ее своей невестой, не желая с нею расставаться, Михаил предложил Жене ехать с ним в Забайкалье. К его немалому огорчению, она не решилась…
Отбушевала военная гроза на Дальнем Востоке. Война закончилась для царской России бесславно. «Не русский народ, а самодержавие пришло к позорному поражению», - писал вождь большевиков В. И. Ленин [16]. Зревшие в недрах народных масс недовольство и возмущение разлились по стране волной стачек и митингов. Железнодорожники оказались на переднем крае борьбы. Их выступления под девизом «В единении и борьбе - сила и право!» нанесли мощный удар самодержавию, парализовав транспортные артерии огромной страны. В этом строю рядом со своими товарищами находились и братья Ефимовы.
«…Положение дел на Забайкальской дороге приняло угрожающий характер, - доносил ее начальник своему шефу в Петербург. - Забастовка правительственного телеграфа и почты отрезала дорогу от связи с Петербургом и Маньчжурией… В Иркутске и по всей дороге организованы стачечные комитеты, действия которых открыто направлены на ниспровержение существующего строя… Комитеты имеют связь по железнодорожному телеграфу со всей Россией. В Харбине и на Сибирской дороге положение еще хуже… Я распорядился закрыть временно телеграф и откомандировать телеграфистов на дороги основного служения, так как большая часть зачинщиков беспорядков оказалась среди этих командированных…» 17.
После полуторагодичного пребывания в Маньчжурии, в прифронтовой полосе Владимир возвратился домой. Приехал ночью, в пургу, весь запорошенный снегом. Надя едва узнала его в огромной папахе с башлыком. С сияющим от счастья лицом все теребила мужа:
- Ты насовсем вернулся?! Насовсем?!
Прибыл Владимир в Киев за новым назначением, встретился с друзьями, узнал от них о событиях, происшедших здесь в бурном девятьсот пятом… В феврале бастовали управленцы: не работали несколько дней кряду, митинговали, вырабатывали требования. Руководил стачкой служивший в управлении председатель Юго-Западного комитета Всероссийского железнодорожного союза большевик Александр Шлихтер. Забастовка закончилась победой: правление дороги на своем заседании рассмотрело петицию служащих и удовлетворило почти все их требования. Правда, вскоре после этого многие активисты, в том числе Шлихтер, были уволены с работы.
В октябре снова забастовали служащие Управления Юго-Западной, а за ними и Кие-во-Полтавской дороги, железнодорожные мастерские, Южно-Русский завод, а потом и все крупные предприятия города. На многотысячных митингах с пламенными речами выступал Шлихтер. На улицах проходили демонстрации с красными флагами, народ распевал революционные песни. Возле здания городской думы состоялся самый крупный митинг. С думского балкона Александр Шлихтер призывал пролетариат к вооруженному восстанию. Демонстранты вытащили из рамы портрет царя и растоптали.
Владимир Ефимов получил назначение в Фастовское отделение дороги помощником начальника станции Таганча. Отправляться туда требовалось срочно, и он, дав телеграмму жене о необходимости переезда на новое место, сел в поезд. В дороге солдат, возвращавшийся с востока домой, рассмешил анекдотом о том, как царь и японский микадо хотели заключить перемирие. Царь предложил микадо взять в качестве контрибуции генерала Орлова, князя Ухтомского, Сергея-свояка и Алексея-дурака, на что микадо ответил: у него, мол, таких и своих хватает. А вот дай ему два попа непьющих, два интендента неберущих, студента небитого и мужичка сытого. Но так как в России таковых не оказалось, то и перемирие не состоялось… Посмеялись, поговорили о наболевшем, помечтали о будущей жизни в России без «царя-батюшки». Но когда жена с отцом приехали в Таган-чу, Владимир встретил их сообщением:
- Я уволен, остался без места!
На недоуменный вопрос Нади, что же случилось, пожал плечами:
- Видно, провокатор донес.
И рассказал, что ездил на станцию Бобринскую по делам. В дороге подсел какой-то пассажир и завел разговор на злободневные темы. А на обратном пути при выходе из вагона его встретили жандармы, «сняли» с поезда, арестовали, ночь продержали на станции. Владимир заявил своим сторожам: «А что, разве я неправду говорил?» В это время на квартире произвели обыск, не давший, понятно, результатов - там было еще почти пусто.
Не найдя весомых улик - Ефимов был пока новым человеком на станции и связями не обзавелся, - его освободили. Все случившееся проясняют документы Киевского управления железнодорожной жандармерии, хранящиеся в Центральном государственном архиве УССР, в деле № 9 «Забастовки и подстрекатели к забастовкам». Из донесений шефу жандармов в Киев его подчиненными на линии видно, как развивались события в декабре 1905 года в Фастовском отделении железных дорог:
«14 декабря. Митинг в мастерских ст. Бобринская окончился голосованием вопроса о политической забастовке, причем посторонний оратор, а также конторщик Костелли склоняли рабочих к забастовке… Костелли, между прочим, выразился, что «только всеобщей забастовкой можно заставить правительство удовлетворить требования рабочих».
…Руководителя политической забастовки Костелли арестовать на станции не представляется возможным, так как за него стоит около двух тысяч мастеровых и рабочих, а охранная часть на станции весьма невелика».
«15 декабря. Экспедитор по отправке грузов имения графини Бутурлиной Феофил Малиновский, квартирующий при станции Таганча… заявил жандармскому унтер-офицеру той станции, что 12 декабря в его квартире пришедший к нему помощник начальника станции Владимир Никифоров Ефимов, заведя разговор о происходящих в России беспорядках, выразился, что порядок наступит только тогда, когда повесят государя и его министров. Свидетелями этого были члены семейства Малиновского, помощник начальника Козлов и крестьянин… Майстренко»[18].