Я встаю из кресла и направляюсь к двери, которую все еще практически загораживает Майлз. Когда я приближаюсь, он немного отступает в сторону, давая мне проход, но все равно, поравнявшись с ним, я останавливаюсь. Я не могу по-другому. Знакомый запах его парфюма щекочет ноздри, с головой накрывает чувство безопасности, знакомое мне с детства. Дернувшись, я шепчу ему тихое «спасибо», а затем вылетаю из лаборатории с удвоенной скоростью. Майлз Докери спас нас, хотя мог бы ничего не сделать или вообще встать на сторону Джастина. Правильно это или нет — я не знаю. Но то, что он так или иначе за меня заступился, снова дарит мне почти убитую надежду.
— Масконо — в лабораторию, остальные свободны.
Джастин затравленно оглядывается на выход. Бо непечатно ругается. А кто-то из парней, явно несогласных отдуваться за проделки главы братства всем коллективом, и вовсе блокирует дверь, не давая главе братства шансов на побег.
17. Когда негде спрятаться
Во время семейного обеда мама сетует на то, что мой отец — деспот, вынудивший студентов пропустить ланч. У меня к нему претензии отнюдь не по поводу ланча, но я выбрала своей политикой играть в молчанку. Впрочем, маме ответы и не требуются: она крайне успешно игнорирует тот факт, что за столом кроме нее никто не произнес ни слова. Ей не в новинку нас мирить. Разница лишь в том, что на этот раз у нее ничего не выйдет. По-моему, отец не просто перешел черту. Он меня прилюдно унизил. И мы с недовольством друг другом даже близко не закончили.
Я убеждаюсь в своей правоте в тот момент, когда отец аккуратно вытирает рот салфеткой и говорит:
— Итак, расскажи-ка мне, Шерил, про вечеринку у Заккери Эммерсона.
Мама, в этот момент услужливо относившая тарелки, вскрикнув, роняет всю стопку на пол.
— Нет, — отвечаю я твердо.
— Прости, я, кажется, ослышался, — невозмутимо говорит он.
— Тебе следует определиться: отец ты мне или ректор. Ты не можешь быть и тем, и другим.
— Вообще-то могу, — изгибает он брови.
— Сегодня ты заставил меня сказать такое, что я бы своему отцу в жизни не рассказала. Поэтому будь добр…
— Если ты хотела непредвзятого отношения, Шерил, нечего было подавать заявление о стипендии в университет, ректором которого является твой отец!
Он прав. Он почти всегда прав. С точки зрения логики. Но я не могу заставить себя посмотреть сегодня в глаза отцу и сказать, что люблю его. Или сказать, что прощаю. Мне нужно больше времени, чтобы это пережить.
— Я передам твою мудрость детям. Если, конечно, они у меня будут.
— Мне жаль, что Джастин сказал тебе такие ужасные вещи, и даже могу догадаться, что ты сделала после этого…
— Хватит! — рявкаю я, вскакиваю и яростно сбрасываю с колен салфетку. — Как студентка Абрамс я ничего не могу тебе ответить, но как дочь сообщаю, что сегодня ты передавил, перегнул и унизил меня на глазах у всех ни за что. Я оказалась на вечеринке, где другие студенты употребляли наркотики. Если смотреть на твою реакцию, то получается, что Масконо прав: нужно было ценой других людей прикрыть собственную задницу. Свалить оттуда как можно раньше или оставить Питера Аштона умирать. Примерно это Джеймс сделал с нашей семьей, и теперь мне понятно, чьим примером он руководствовался. Спасибо за урок жизненной мудрости, ректор Абрамс. В следующий раз так и поступлю!
Я уже почти ухожу, как вдруг слышу:
— Я хочу знать, что на самом деле тебя связывает со Стефаном Фейрстахом? Он дурной человек, Шерил.