Я одним движением скидываю с плеч жакет, опостылевший мне на лос-анджелесской жаре, и роняю его на первый попавшийся комод.

— Тогда слушай сюда: если вдруг по какой-то мне неведомой причине после одного из наших совместных предприятий ты вообразил, что можешь безнаказанно на меня орать, прилюдно или нет, то ты никогда не заблуждался сильнее…

Осекшись на полуслове, я краем глаза замечаю движение. На диване, впечатленная моей тирадой, ерзает хорошенькая шатенка. Точно не из университетских. Но не совсем понятно, откуда в ее глазах веселое изумление. Ворвись в дом парня, с которым я собираюсь переспать, разъяренная посторонняя девица, она бы точно получила от меня отнюдь не удивленную улыбку.

— Привет. Я Тиффани, — подсказывает она, явно пытаясь намекнуть, что не имеет отношения к обычному для Стефана разврату.

Тиффани. Его невестка, значит. Та самая, что звонила по поводу слушания. И которую он легкомысленно называл Шалтай. Ах да, кажется, это ее скинули с крыши. Довольно злобно после такого называть ее Шалтаем, но это очень в духе Стефана. Он тоже, как оказывается, умеет быть очень злобным.

— Ты же сказал, что один, — не представляюсь я в ответ. Меня совсем не волнует, что обо мне подумают Фейрстахи. Ни один из них.

— Я сказал, что в данный момент ни с кем не трахаюсь. Это разные вещи, тебе ли не знать… — Судя по интонации, он хотел привычно назвать меня Звездочкой, но почему-то осекся. — Не отвлекайся, ты собиралась в красках живописать, как надерешь мне задницу.

Меня коробит от легкости, с которой он это говорит. Будто совершенно не верит в мой успех. Или верит, но смирился со своей участью.

— Раз здесь твоя невестка, значит, на слушание по делу отца ты не поехал. Но пропустил два дня. А в дополнение к понедельнику это больше десяти часов в месяц. Это значит исключение, и ты об этом знаешь. Тебе вообще на все плевать? — мой голос звучит зло и…

— А какое тебе до этого дело? Папочке ты жаловаться точно не побежишь, а остальное — не твоя забота. Я хоть раз критиковал твои решения? Сказал тебе, что это твой брат ублюдок, избивший человека так, что испугался за его жизнь? Именно он ублюдок, вообще не наоборот. Или что вместо ответа за свои действия он бежал из штата, заставив тебя и твоих родных разгребать последствия? А ты не забыла, что я был человеком, которого избивали? Или все, что не связано с твоей драгоценной особой, тебя не интересует? Да плевать. Я ни разу тебе ничего не сказал, даже взялся помочь. И, если хочешь знать, старался я отнюдь не ради твоего братца.

Я отступаю от него на шаг, и еще на шаг, пока не прижимаюсь к стене спиной и даже затылком.

— Ты хочешь сказать… пытаешься приравнять моего брата к тому маньяку, которого вы с твоей, очевидно, безгрешной родней сообща укокошили?!

Лицо Стефана сводит судорогой. Он думал, что я молча проглочу оскорбление или начну мямлить? Он совершенно меня не знает. Когда бьют меня, я отвечаю еще сильнее. И так пока один из нас не сдастся.

— Нет, не хочет, — внезапно вмешивается Тиффани, но я выставляю в ее сторону раскрытую ладонь, молча веля заткнуться. Не хватало еще выслушивать всю родню Фейрстаха, не подозревающую о наших договоренностях и не имеющую к ним отношения!

— Да пошел ты, Стефан Фейрстах. Не вздумай снова приближаться ко мне. Если ты еще хоть раз попытаешься со мной заговорить, вслух ли, шепотом ли, да даже по переписке… — Голос срывается, желание разреветься становится почти непреодолимым. В прошлый раз он не сказал мне о Джеймсе ни единого слова, и я, как дура, подумала, что этот мудак на моей стороне. Но он не моему брату хотел помочь, а Заккери Эммерсону! — Я сделаю все, чтобы ты убрался из этого штата обратно в ваш криминальный Бостон, где тебе самое место, — презрительно кривя губы, я приближаюсь к нему чуть ли не вплотную. — Нет, Стефан, меня не только мои дела интересуют. Но у меня хватает ума не совать нос туда, куда не просили. Я читала твое университетское досье: наркоторговец, соучастник убийства. Оправдали тебя или нет — это все было. И такой человек пытается судить моего брата? — заканчиваю я хриплым шепотом.

По восковому лицу Стефана я понимаю, что он не собирался меня добивать. Скорее всего, ляпнул не подумав, а сдачу получил намного сильнее, но дело сделано. Я не привыкла сожалеть о содеянном. Если прочь — то прочь.

Мельком оглядев напоследок его необычайно красивое лицо и чувствуя, как в груди что-то болезненно сжимается от разочарования, я разворачиваюсь и иду к выходу.

— Ты не можешь запретить мне с тобой говорить! — кричит он вслед.

— Поверь, могу, — тяну я от порога. — Мне самой дважды грозили судебным запретом на приближение, забыл?

С этими словами я дергаю входную дверь и, смерив Стефана уничтожающим взглядом, вылетаю вон. Чтобы почти врезаться в Нортона Фейрстаха. Если, конечно, у этих двоих где-то не припрятан третий близнец.