Глава 18

— Мы обманули японцев — они ударили по двум направлениям, но одинаково слабо. Теперь им нужен хоть какой-то успех в бою — отступать они явно не намерены. Тем хуже для них — пусть все решают пушки!

— Согласен с вами, Григорий Павлович. Но не думал, что противник, которого в Петербурге презрительно именуют макаками, настолько умело воюет, — вот уже полчаса шел бой, но Александр Михайлович уже взял себя в руки, выдавив страх из души, сохраняя при этом хладнокровие. Хотя после первых попаданий в «Потемкин» его на минуту обуяла паника — он впервые увидел смерть собственными глазами, когда влетевший в амбразуру осколок разорвавшегося снаряда буквально срезал голову стоявшему рядом с ним рулевому квартирмейстеру. Хлынувший фонтан крови запятнал мундиры и лица — но все моряки оставались на своих местах, а труп быстро унесли в корабельную баню, которая стала для погибших временным погостом. Не повезло, что и говорить — и великий князь еще раз возблагодарил небеса, что надел кирасу и каску, не стал понапрасну бравировать храбростью. Эти средневековые атрибуты прочно вошли в обиход не только флота, но и армии, ведь гибель и увечья офицеров и нижних чинов значительно снизились. И сейчас на верхней палубе осколки буквально выкашивали матросов, что тушили пожары. Так что хоть какая-то защита придавала людям больше уверенности в бою, ведь каждый хочет жить, мысленно повторяя про себя библейское изречение — «да минет меня чаша сия»!

— К противнику преисполнен презрения тот, кто с ним не воюет, ваше императорское высочество, — отозвался Чухнин — казалось, что адмирал совершенно не испытывает страха, только иной раз непроизвольно морщится, когда в «Потемкин» попадает очередной японский снаряд. — Особенно те из них, кто в столице пребывает, далеко от войны. А нам лишь бы выжить, потому что только тогда победить сможем.

— Вы прямо карбонарий, Григорий Павлович — с мятежным духом внутри, — усмехнулся Сандро, но тут же сгладил. — Это только шутка, не обращайте внимания. Но я вас прекрасно понимаю — все недочеты и просчеты начальства только тогда видны, когда смерть в любой момент принять можешь. Мы восемь месяцев готовились к новой войне, вот только не успели…

От страшного удара подогнулись колени, ощущение, будто стальная плита под ногами «волнами» пошла, мышцы чуть не порвало от напряжения — несколько человек в рубке попадали. Послышались стоны, внутри все заволокло дымом, стало невыносимо жарко.

— Санитары!

От громкого выкрика Александр Михайлович пришел в себя, оцепенение схлынуло. Он наклонился, и, ухватившись за ремни кирасы, помог подняться на ноги Чухнину, которого сотрясение от разрыва снаряда на стальной плите рубки отбросило на настил. Адмирала приложило серьезно, лицо разбито, в крови. Вытащил из кармана платок, стал вытирать, убедившись, что у командующего эскадрой разбит только нос.

— Ничего страшного, — прохрипел адмирал. — Только сам сейчас осознал, что, не побывавши в бою, военным моряком не станешь. Хорошее дополнение к штормам — одно на другое накладывается.

Сандро мысленно отметил, что с адмиралом все в порядке, раз здраво рассуждает. Подняв бинокль, стал рассматривать происходящее в море, первым делом вражескую эскадру. Полдесятка серых силуэтов, увенчанных густыми клубами, шли в сорока кабельтовых — до войны максимальная дистанция боя ставшая сейчас обыденной. Он тряхнул головой, вытер глаза — нет, не показалось, японцев действительно пятеро — три «дункана» и «Идзумо» с «Адзумой». Но «Ивате» отыскал быстро — тот вышел из линии и спешил на помощь своим крейсерам, на которые напали их русские «визави». «Очаков» с «Кагулом», обе «богини» со «Светланой» представляли для японцев теперь серьезную угрозу, после того как их чуть ли утыкали шестидюймовыми пушками. Так что противостоять русским «шеститысячникам» на равных самураи не могли, потребовалась поддержка броненосным крейсером.

— Эссен на своем «Очакове» очень увлекся, а вот контр-адмирал Шеин действует рассудительно. И он прав — кто будет преследовать неприятеля?

— Григорий Павлович — какое преследование⁈ Нам бы сейчас до Дальнего дойти, изобьют ведь…

— И мы тоже бьем в ответ, только не видим результата пока. Думаю, японцам крепко досталось — у нас снаряды теперь исправно взрываются. А если не думать о победе, а только о том, как не проиграть, то врага никогда не одолеешь. Посмотрите на отряд Миклухи — он рассматривает отход как маневр — чем ближе к берегам Квантуна подойдут японцы, тем дальше им отходить до Сасебо. На Эллиотах сейчас не обоснуются — немыслимая глупость, которую в прошлый раз мы допустили!

Тут возразить было нечего — «Объединенный Флот» Того базировался на этих проклятых островах до конца осады Порт-Артура, плотно заблокировав эскадру в гавани. Чудовищная ошибка, допущенная наместником Алексеевым, вкупе с бывшим военным министром Куропаткиным привела к взятию японцами осажденной крепости.

Сандро стал снова всматриваться в бинокль, используя моменты, когда «Потемкин» начинал небольшие повороты, «сбивая» точную стрельбу неприятельских кораблей. «Три Святителя» и «Ростислав» шли следом, можно разглядеть на них небольшие пожары, но разрушений и сбитых труб пока не было. Да и пушки вели ответный огонь вполне размеренно, посылая раз за разом полновесные залпы. А вот «Наварин» с «Адмиралом Ушаковым» буквально продирались сквозь всплески — приглядевшись, Александр Михайлович понял, что по ним ведет огонь концевой «дункан» и оба «асамоида». А вот замыкающий колонну «император» почти не обстреливался, а сам как на учениях посылал увесистые девятидюймовые снаряды в «Адзуму».

— Японцы пытаются выбить «Ушакова», а вот по остальным нашим кораблям огонь «размазывают» — все же пять против шести. «Память Азова» на подходе, будет семеро — на нем хоть старые «восьмидюймовки», но снаряды ведь не «облегченные», увесистые. Считай, на четверть их залпы уменьшили — добились мы все-таки попаданий, умеем стрелять.

Чухнин усмехнулся, внимательно, словно хищный зверь, рассматривая неприятельскую эскадру. Сандро пригляделся и поразился правоте адмирала, просто посчитав залпы главным калибром. На среднем из вражеских броненосцев не действовала кормовая башня, а на замыкающем мателоте из носовой башни палила только одна пушка. Досталось и броненосным крейсерам — стрельба с них стала вялой, ее темп значительно упал. И поразился этому открытию — ведь этого не увидел, как-то не обратил внимания, стал помышлять если не о бегстве, то об отходе в спасительную гавань. Вот что значит первый бой — упускаешь из внимания самое важное.