– Открытый и честный разговор о ваших чувствах. Часто те, кого затронула послеродовая депрессия, страдают молча, не желая или не имея возможности поделиться переживаниями с близкими. По правилам групп поддержки ваши личные обстоятельства никогда не будут обсуждаться за пределами встречи – друзья, родственники и коллеги ничего не узнают.
– Избавление от осуждения. Хорошая группа психологической помощи будет уважать ваши чувства и поможет вам пережить их.
– Обретение контроля над ситуацией. Когда вы начинаете работать в группе поддержки, то получаете больше возможностей управлять своим состоянием: понимание того, что другие люди пережили аналогичный опыт, многим дает надежду и силы лучше справляться с трудностями.
– Практические рекомендации, которые могут помочь прямо сейчас. На группах поддержки вы встречаете людей со схожими проблемами – вероятно, с чем-то они уже научились справляться. Допустим, ваша ровесница Таня нашла отличный способ успокаиваться, когда ребенок ноет: она включает записи лекций онлайн-проекта «Арзамас» и продолжает следить за малышом под бубнеж умных людей. Почему бы не попробовать так же?
– Уменьшение стрессовых переживаний, тревоги и усталости. Группы поддержки помогают избавиться от чувств вины и стыда и проработать мысли и эмоции, которые возникают в депрессии. Это позволяет принять свое состояние и двигаться дальше.
– Более глубокое понимание послеродовой депрессии. Как правило, ведущие помогают участницам разобраться, как и почему на них действует это расстройство [48].
В России мало групп поддержки для женщин с послеродовой депрессией, поэтому, если у вас не получилось найти такую в своем городе, попробуйте вступить в группу для родителей или молодых матерей. Еще один вариант – группы для кормящих матерей (среди прочих, их организует международная организация поддержки кормящих матерей «Ла Лече Лига Россия» в Москве, Санкт-Петербурге и Уфе [49]). Общение с другими родителями, которые только учатся взаимодействовать с новорожденным, может оказаться полезным. Найти такую группу в своем городе можно через социальные сети [50].
В 2017 году доула и психолог Дарья Уткина создала в фейсбуке виртуальную группу поддержки для женщин, столкнувшихся с послеродовой депрессией, – она называется «Бережно к себе». Дарья утверждает, что не ставила перед собой цели собрать большую аудиторию, но, к ее огромному удивлению, число подписчиков быстро выросло до двух тысяч. Идея группы в том, чтобы женщины вне зависимости от возраста и социального статуса могли делиться своими историями и опытом. В комментариях не должно быть бесконечных советов или фраз вроде «Да ладно, все у вас будет хорошо!» Зато там можно встретить отзывы вроде «Я была в той же точке, где сейчас вы, и вот где я теперь. Могу рассказать, что меня сюда привело». Вот небольшая выдержка из правил группы: «Здесь все равны и ценен опыт каждой. <…> Здесь МОЖНО быть не совсем хорошей/удобной/приятной, но НЕЛЬЗЯ нападать, осуждать и оценивать других. <…> Хочется дать совет? Поделись своим личным опытом, а совет оставь себе („Вам следует“, „Я считаю, что вы…“ – это советы, „Мне помогало“, „Я чувствую“, „Моя подруга делает“ – опыт»). За соблюдением правил сообщества следят модераторы.
Если вы хотите начать терапию, но по какой-то причине не можете или не хотите посещать индивидуальные занятия, онлайн-группа может стать выходом из ситуации. Анонимность, которую дает интернет, подчас позволяет легче выражать свои чувства без опасения наткнуться на осуждение окружающих. В офлайн можно выходить постепенно: энтузиасты группы «Бережно к себе», к примеру, иногда проводят встречи в разных городах.
Глава 4
Психиатрия и медикаментозное лечение
Как я лежала в больнице
Итак, после консультации с тремя психиатрами, два из которых посоветовали мне срочную госпитализацию, я оказалась в одной из московских психиатрических клиник. Там я почти сразу испытала облегчение. Я в буквальном смысле сбежала от проблем с ребенком и теперь могла не быть с ним постоянно, недоумевая, когда же у меня проснутся материнские чувства. Я ощущала, что оказалась в безопасности. Кроме того, мне назначили нейролептик, и я почти сразу стала снова нормально спать. И в клинике, в отличие от дома, мой сон никто не прерывал.
Я знаю, что у многих людей есть предубеждения и страхи, связанные с пребыванием в психиатрической больнице. Да, там были ограничения вроде отсутствия розеток в палатах и запрета использовать бьющуюся посуду. Да, там были пациенты с хроническими и тяжелыми психическими расстройствами. Тамошняя обстановка действительно во многом напоминала фильм «Пролетая над гнездом кукушки». Но мне на все это было наплевать. Ни до госпитализации, ни во время, ни после я не разделяла предрассудков по поводу психиатрии. Я понимала, что из ситуации, в которой оказалась я, другого выхода просто нет: мне нужны были помощь врачей и таблетки, которые они мне пропишут. Я не думаю, что этот опыт разительно отличался от пребывания в любой другой больнице, но хочу рассказать о нем подробнее.
День в женском отделении начинался около восьми утра. После подъема все должны были выйти в коридор и рассесться на лавочках плечом к плечу, чтобы померить температуру. Десять минут каждое утро ты проводишь в медитативной тишине, которую нарушают только шмыгающие носы. Рядом с тобой – женщины всех возрастов, социальных слоев, комплекций и диагнозов. В тот момент меня не покидало ощущение, будто я наблюдаю за всем этим со стороны – словно это не совсем моя жизнь. Происходящее казалось бессмысленным: не помню, чтобы за три месяца моего пребывания в больнице у кого-то обнаружили значимое изменение температуры. Но в этой традиции было что-то ритуальное, словно бы отличающее это место от любого другого.
После измерения температуры нянечки на некоторое время открывали дверь в ванную: можно было умыться или сходить в душ. В ванной и туалете в силу специфики лечебного учреждения не было не только зеркал, но и дверей. Любые гигиенические процедуры приходилось производить на глазах у других больных и персонала – давно забытое ощущение, возникавшее у людей моего поколения в школах или детских лагерях. Мое состояние было настолько потерянным, что если я и возмущалась такими условиями, то тихо, и в итоге все равно мирилась с ними. Первые несколько недель я провела в платной палате, где могла прикрыть дверь туалета и даже в одиночестве сходить в душ. Потом стало понятно, что несколько месяцев такого режима обойдутся нам слишком дорого, – в 2017 году сутки в платной палате московской больницы стоили около 1500 рублей, – и я перевелась в обычную.
Иногда в промежутке между измерением температуры и завтраком с пациентками общались врачи. Меня расспрашивали почти каждое утро: просили в подробностях описать все психические и физические аспекты самочувствия. Поначалу трудно было привыкнуть к такому вниманию и вопросам, ответы на которые не меняются изо дня в день, но через пару недель я просто приняла это как должное.
Примерно через два часа после подъема нас громким криком звали на завтрак. Столовая находилась в одном из завитков общего коридора – то есть дверей в ней тоже не было. Кашу – как и любую другую еду – подавали в жестяных мисках, есть из которых можно было только алюминиевой ложкой: никаких вилок и ножей. Как и во многих других лечебных учреждениях, там можно было питаться едой, которую приносят родственники, – хранилась она в холодильниках в подписанных пакетах.
После завтрака был прием лекарств. Все выстраивались в очередь в процедурный кабинет, каждой выдавали таблетки и микстуры в маленьких пластиковых чашечках; они были прикрыты самодельными кругляшками из картона, на которых были написаны наши фамилии. Довольно часто медсестры путали назначения: клали в чашечку слишком много или слишком мало таблеток. В этом случае нужно было идти к врачу и узнавать, изменилось ли назначение или это ошибка медсестры.
Потом мы собирались на прогулку во внутреннем дворе больницы. Весь период моего там пребывания он был завален сугробами. Пациентки сами протаптывали дорожку по периметру, чтобы ходить по ней кругами. За час сравнительно быстрым шагом можно было пройти восемь-десять кругов. Парами или группами ходить не получалось – трудно было вытоптать достаточно широкую для этого тропинку, – поэтому друг с другом на улице мы почти не общались. Врачи особенно настойчиво рекомендовали гулять больным, не склонным к суициду. Тех, у кого склонность была, на прогулку просто не пускали. Мне же для убедительности объясняли, что ходьба полезна для профилактики запоров – частого побочного явления антидепрессантов. Честно говоря, мне не очень помогало.